Андрей Щупов - Дерево на твоем окне

Дорога получилась длинной, но уснуть мне никак не удавалось. То и дело кто-нибудь проходил мимо, грохотал дверьми, шуршал газетами и неэстетично чавкал. Пиликали сотовые телефоны, бурчало радио – и все это на фоне барабанной дроби колес, на фоне людского многоголосья. Мир звучал , не умолкая ни на минуту, и отчего-то мне подумалось: даже хорошо, что этого звучания не слышит Настя.

На очередной станции в вагон вошли новые пассажиры, присели напротив, и добрых полчаса мне пришлось выслушивать спор отца и сына, обсуждавших, какое мясо им покупать – живое или неживое. Вопрос был далеко не простой, и вместе с соседями я тоже скрипел мозгами, пытаясь понять, о чем идет речь. В конце концов, выяснилось, что говорят о корове, которая в живом состоянии стоит двадцать тысяч, а в заколотом – пятнадцать. Мне стало совсем грустно. По всему выходило, что жизнь коровью люди оценивали всего в жалких пять тысяч, что само по себе было значительно дешевле мяса. Хотя… Возможно, так оно и должно было быть. Душа, как известно, весит совсем немного: у людей – граммов двадцать, у коров, верно, и того меньше. Так что, если измерять стоимость в соответствии с граммами и килограммами, то жизнь коровья представлялась не столь уж дешевой…

– Здравствуйте, женщина!

– Здравствуйте.

– И вам, дедуля, здравствуйте! Не против, если мы здесь примостимся? А то скучно в тамбуре. Стоим, семечки жуем. Прямо стыдно.

– Почему стыдно-то?

– Так ведь не мужское занятие, согласны? Угощайтесь, кстати! У нас этого добра полные карманы…

Хорошо поставленный голос, занятная артикуляция, – я поднял глаза. На этот раз через проход от меня усаживался мужчина неопределенных лет и столь же неопределенной наружности. Впрочем, кое-что о его наружности сказать было все-таки можно: тщедушный, небритый, в черном пиджаке с широченными плечами, в фирменных брючках. Уж не знаю почему, но мужчина напоминал потертую сторублевку. Лоск изрядно утерян, но цена еще сохранилась – во всяком случае, кое-что купить на эту купюру было можно. Прежде всего – за счет уверенных интонаций, за счет знания оборотов речи, которые не в каждом вагоне услышишь. При этом язычок у него был острый, из тех, коими в равной степени можно и приласкать, и отбрить. Внешность мужчины языку вполне соответствовала: угловатые скулы удивительным образом удлиняли лицо, а смахивающий на орлиный клюв нос вводил в заблуждение, сбрасывая с возраста хозяина еще с полдюжины годков. Вполне логично венчала облик гостя пара черных остроносых туфель, которые свидетельствовали если не о зажиточности, то, по крайней мере, о вкусе пассажира. Лично мне это представлялось чем-то средним между вкусом перца и аджики. Здесь же присутствовал и застарелый аромат табака. Такая вот странная ассоциация.

Сложить мнение о спутнике горбоносого мужчины было куда сложнее: этот тип уселся спиной ко мне, и кроме спортивного костюма, кепки с огромным козырьком и кроссовок, я ничего не разглядел.

Между тем, горбоносый продолжал устанавливать контакты со всеми близсидящими пассажирами.

– Мужчина, время не подскажете?… О! У меня то же самое, спасибо… А грибочки откуда везем? Неужто с самой Аяти? Здорово! Давно грибочков жареных не пробовал, завидую… – не теряя ни секунды, он тут же развернулся к рыжеволосой дамочке, сидящей позади него, благожелательно нахмурил брови. – А мы почему скучаем? Жизнь тяжелая?.. Чего киваете? Согласны, да? Или беседовать не хотите?

Но беседовать дамочка была явно не прочь, хотя напор остроносого ее явно смутил.

– То-то я гляжу: такая представительная женщина – и без корзинки. Неужели грибами не интересуетесь?

Красавцем горбоносый отнюдь не смотрелся, но тактика его была безотказной: он говорил и говорил, вынуждая дамочку сдавать одну позицию за другой. Слово за слово, и напористый пассажир вытянул из соседки всю ее нехитрую подноготную. При этом он не забывал демонстрировать рыжеволосой свой гордый профиль, и – странное дело! – я начинал понемногу понимать его приемы. Фас у мужчины был звероватый, откровенно воровской, в профиль же он казался почти симпатичным. И вспомнилось, как давным-давно я где-то вычитал, что профиль людей – это их романтическая натура, то бишь – то, какими они хотели бы быть, ну а фас – наше настоящее и исподнее. Как бы то ни было, но этот знаток человеческих душ без стеснения пользовался данным обстоятельством. Словами же окончательно добивал и обволакивал. В пять минут он выяснил, что дамочку зовут Мила, что работает она продавцом в сельпо, что уже лет пять как разведена, но имеет дочь и массу нерешенных проблем, включая финансовые и жилищные. Опять же годы брали свое, хотя выглядела Мила достаточно неплохо – местами даже ухоженно и свежо. Да и в целом, если не всматриваться чересчур внимательно, производила приятное впечатление – стройная, одетая вполне по времени, и даже оживающие во время гримасок ее многочисленные лучики-морщинки не слишком портили курносого личика. В нужные минуты Мила, видимо, вспоминала о них, бережно разглаживала ладошкой. На минуту или две это помогало.