Иван Державин - Спаси и сохрани. В объятиях власти

Когда взрыв смеха стих и начали вставать из-за стола, Графов запротестовал:

– Куда? А последнюю на посошок?

На правах старшего прощальный тост произнес начальник Главка:

– Страна, куда вы едете, красивая, климат теплый. Остается пожелать вам хорошо там потрудиться, сразу влиться в коллектив торгдома, чтобы вас там также полюбили, как мы здесь, в чем мы не сомневаемся, зная вашу коммуникабельность и работоспособность. А если что, не расстраивайтесь, насколько я помню, через два года вам на пенсию, поэтому спокойно отдохните там, наберитесь побольше сил, а мы, разумеется, будем рады в любое время вновь принять вас в наш коллектив, если к тому времени мы еще сохранимся – прекрасно знаете, какое сейчас время. Но будем надеяться, что все будет хорошо. Мягкой вам посадки!

Особенно трогательно прощались с Ольгой Павловной: мужчины целовали ей руки, а женщины обнимали и целовали в щеку.

Графов обещал придти на работу еще завтра, но и его обнимали и целовали. Графовы пошли провожать гостей до станции метро. Там тоже долго не могли расстаться.

– Интересно бы знать, что нас ждет в этой красивой Австралии, – задумчиво проговорила Оля, когда они возвращались домой. – Сложатся ли у тебя там такие же теплые отношения, как на этой работе? Честно говоря, я не ожидала, что они тебя так любят. Просто поражена. Родных так не провожают.

– Оленька, там тоже все будет нормально, – обнимая жену, говорил Графов.

Увидев, что его уводит в сторону, она проговорила с укором:

– Тебе не стыдно? Как ты завтра заявишься в кадры и на работу в таком виде?

Едва они вошли в коридор, как зазвонил телефон. Трубку снял Графов.

– Добрый вечер, Федор Павлович, – услышал он басовитый мужской голос. – Не разбудил? Это Федотов, торгсоветник из Австралии.

Оля увидела, как у мужа округлились и заморгали глаза, словно он пытался что-то вспомнить.

– Здравствуйте, Вла.. вла.. дилен… Афанасьевич. Рад вас слышать. Вашу записку я получил и все по ней сделал.

– Окей. Но я не за этим звоню. Мне передали, что вы вылетаете послезавтра. Эта дата не совсем удобна для нас. Я бы попросил вас вылететь вместе с Козловым, то есть отсрочить вылет всего на десять дней, так нам будет легче вас встретить.

Хмель выскочила из головы Графова, и свой ответ он обдумывал довольно долго.

– Боюсь, это нелегко будет сделать, – наконец проговорил он, как можно, спокойнее, – очень трудно с билетами. На десятое июня я ожидал больше месяца. Перенос может затянуть вылет на столько же, если не на дольше.

– Ничего страшного, если прилетите через месяц.

Графову показалось, что эти слова вырвались у Федотова легко, как заветное желание, что тот и подтвердил, продолжая уговаривать:

– — У вас там сейчас лето в разгаре, июнь, а у нас зима, холод, позагорайте на Родине, отдохните, наберитесь сил.

– Извините, Владилен Афанасьевич, я ничего не понимаю. Как настаивали в кадрах, я должен был улететь еще в начале апреля сразу после вас, и очень нервничали сначала из-за визы, которую долго не давали, потом из-за билетов. И если будет еще и эта отсрочка на месяц, они этого не поймут. Я тоже, извините, не все понимаю. По приказу я уже уволен из главка, на моем месте сидит другой человек. Да и в личном плане перенос на месяц создаст большие неудобства для нашей семьи.

Графов замолчал, молчала и трубка. Не дождавшись реакции, он спросил в упор:

– Это действительно так необходимо? Чем это вызвано?

– Да нет, что-нибудь придумаем, – увильнул от ответа торгсоветник. – Это просьба, по возможности.

– Хорошо, я передам о ней в кадры. Но уверен, что они будут категорически против.

– Передавать не обязательно, но об этой моей личной просьбе вы все-таки хорошенько подумайте, – сказал Федотов, как показалось Графову, со значением. – До свидания, Федор Павлович.

– До встречи, Владилен Афанасьевич.

Услышав гудки, Графов еще долго не клал трубку, постукивая ею по руке.

– Ну и ну, – проговорил он, выдохнув воздух. – Ничего не понимаю. Идиотизм какой-то.

Стоявшая рядом Оля спросила нетерпеливо и обеспокоенно:

– Что он хочет?

– Хочет, чтобы мы вылетели вместе с Козловым через десять дней. Когда я возразил, что билет достану лишь через месяц, он, как мне показалось, обрадовался этому.

– Но ты же объяснил, что тебя уже уволили.

– Кажется, только после этого он что-то понял. Вот только я не пойму, к чему ему все это. Ясно, что химичит, а смысл никак не ухвачу. Но хватит об этом. Все, Оленька, будет хорошо. Давай мыть посуду.