Нина Юшкова - Принцесса Фиалка

Растворился колдун в воздухе. А кости юноши стали вылезать из суставов и ползти в разные стороны, натягивая кожу до треска. Криком кричит юноша неистовым, молит о пощаде, да некого молить, один он.

Наутро, собираясь уходить, колдун снова поставил перед юношей кувшин воды, да кинул дьявольские чётки, сказав: «Вот перебирай, и на каждую бусину вспоминай свой плохой поступок», и с этими словами он скрылся за дверью. Глянул юноша, а чётки сделаны из окаменевших моллюсков и жуков, с такими хитрыми рыльцами, как будто живы они и наблюдают за ним. Отдернулась рука, отбросила чётки. Вспомнил юноша свои ночные мысли: «А ведь точно превращает меня старик в такого же, как он! Ах, если бы мне только зеркало!» И он в ужасе трогал свои глаза, проверял, видят ли, не затягивают ли их бельма, ощупывал свой нос, не нарастает ли на нём шишка, всматривался в пальцы, не появились ли на них ногти-бородавки, крутил вертел ногами и руками, хорошо ли они сидят в суставах? И вдруг заметил он, что кожа его начала чернеть. Отчаяние охватило его, и начал он рваться на цепи к двери, да всё без толку, только ногу под браслетом раскровянил. Боль-тоска сжимала сердце, сама рука потянулась за дьявольскими четками, и сами стали вспоминаться все его мерзкие делишки и, оказалось, было их немало. И девушек обиженных, и стариков обобранных, и приятелей, битых в спину, и слёз материнских, и лжи и злодейства. И отец, умерший с горя. «Всё. Поймал меня дьявол. Видны ему грехи мои сейчас, как на ладони, и сам я через эти чётки на свой счёт их и записал». Полились слёзы из глаз, закапали в кувшин с водой, а вода и помутнела.

На следующий день у юноши от голода свело желудок, он уж и не помнил, когда ел последний раз. Вот ведь, от ужаса и про еду забыл! А на плите как раз варилась картошка, и её аппетитнейший запах сводил с ума. «Дай мне поесть, хоть крошечку!» – попросил он у колдуна. Колдун обернулся. Пристально исподлобья долго изучал его свободным от бельма краешком глаза. Потом, не говоря ни слова, поставил перед ним миску с тремя картошками и щепотью соли. Дрожащими пальцами счищал юноша кожуру с горячей картошки, обжигался, ронял её поминутно, очистив, макал в соль и ел. И не было ничего на свете вкуснее, чем эта горячая картошечка с солью! Никакие яства не могли бы с ней сравниться. Поев, он почувствовал себя на какой-то момент даже счастливым, несмотря на натертую браслетом ногу, несмотря на свою жизнь цепного пса. Колдун не ел, сидел, как сыч, наблюдая.

Так и жил юноша у старика. Не знал он, сколько времени прошло, сколько раз сменилась ночь днём, потому что свет в каморке всегда был тусклым, и трудно было разобрать, что там снаружи: солнце или луна. Старик заставлял его перетирать в ступке корешки и камешки для колдовских порошков, латать дырки на своих ветхих одеждах и переписывать книгу заклинаний, которая сильно поистрепалась. Порой горькие слёзы душили юношу, бросал он своё занятие и рыдал отчаянно, проклиная свою неволю, вспоминая мать, как дитя малое, моля о спасении от страшного колдуна, как когда-то она спасала его от соседских собак и от злого гусака, норовившего ущипнуть. Но мама была далеко, не знала, где её сыночек, и не дозваться, не докричаться. «Мама, мамочка, увижу ли я тебя когда-нибудь, мне бы только вернуться к тебе, я стал бы твоим утешением на старости лет, никогда бы больше не причинил тебе страданий!» – так причитал юноша, безнадежно и горестно. Но заметил он, что недуг его прошёл, и боли отступили. Однажды ночью проснулся он от приглушённого разговора. Колдун был не один. Вокруг стола сидели три чёрные фигуры в плащах. Юноша навострил уши.

– Не будет из него толку! Сварим его и съедим! Наконец-то у нас будет мясо! – сказал один из них.

– Мы стары. Нам нужен кто-то на подмогу. Превратим его в уродца и заставим нам служить, – сказал другой.

– Что мы спорим? – сказал хозяин каморки, – это волшебство очень трудное. Оно может не получиться. Да и он слабенький, вдруг да не выдержит превращения? Порешим так: бросим его в кипящий волшебный отвар, если он превратится в уродца и обретёт колдовские способности, будет нам помощник. А если он сварится, что ж, будет нам мясо.

– Да, да! Хорошо придумано, так и сделаем, ха-ха-ха! – Хриплыми голосами захохотали гости.

– А не подслушивает ли он нас? – насторожился один. Он подкрался к постели. Отвратительный удушающий смрад пахнул юноше в лицо. Кровь застыла в жилах. Хотел он сморщиться да отшатнуться, но собрал все свои силы и лежал недвижим, и ни один мускул на лице не дрогнул.