Ариель Абарбанель - Шин Делет Ид/Ich bin aid. Проза еврейской жизни

Вижу я перед своими глазами Страсбург, ту же площадь и синагогу. Время и место – то же, политическая ситуация – другая. Мы, все вместе, сидим в этой страсбургской синагоге, молимся, как вдруг окружают улицу и здание бронированные машины, врываются военизированные молодчики и начинают выводить всех присутствующих на улицу и сажать в автомобили. Направятся впоследствии эти машины в какой-нибудь лагерь или всех участников повезут сразу на расстрел и ликвидируют где-то за углом. Когда двое из молодчиков хватают Артурку за руки и тащат вместе с другими вон, он отчаянно вырывается и кричит сразу на всех языках одновременно:

– я не еврей! Да не еврей же я! Отпустите! Я в гостях!

Когда он видит и понимает, что на его слова вообще не реагируют , то, вырываясь , он срывает с себя штаны, берёт двумя руками своё необритое мужское достояние и, демонстрируя его, истошно и на срыв вопит:

– Ну глядите, глядите! Вот же, вот! Я в гостях!

Опешившие от такой бурной демонстрации, нацисты и, видя, что в представленном объекте явно нет никакого подлога, они отпускают его.

На улице же, в воронок, продолжают усаживать евреев. Переполненный фургон удаётся закрыть вместе с прижатыми и раздавлеными пальцами и сломанными рёбрами. Наконец воронок трогается. На улице стоит радостный Артуша и машет нам, всем в воронке, руками и вдогонку кричит:

– До свидания, до свидания! Не волнуйтесь, я буду вам передачи приносить! О ревуар!

Артур стоял в звуках моих, только что отзвучавших слов, с нелепой улыбкой на губах . Он корректно и вежливо отвечал мне этим самым на мою улыбку.

– Ну, – пролепетал он, – всё, наверное, не так.

– Да нет, Артур, это только так, фантазия , на наши общиееврейские темы, – успокоил я его и потрепал по плечу, – всё хорошо.

Мы брели дальше по этому надувшемуся солидностью городу и молчали. Через голову каждого шёл поток своих мыслей и размышлений . Я не знаю, что думал Артур, но, думал тогда, что, к сожалению, его точно не занимал вопрос выбора.

Брит или не брит. Быть или не быть. Стать или оставаться.

Вернувшись из Страсбурга, был на шабатной службе в синагоге голландского города Бреда. После службы и трапезы эдаким эхом страсбургского эпизода был разговор с председателем местной общины и моим соседом Филиппом Сюзаном. Он с грустью сетовал, что «галахические» евреи , угрожают ему своим уходом из общины, если их приятелям не-евреям и не прозелитам не будет разрешено молиться со всеми в миньяне, на общих правах. Так как же, у нас клуб по интересам или дом Молитвы? И всё опять тот же непреходящий вопрос:

Быть или не быть ?! Побыть или остаться ?

Пусть, с Б-жьей помощью, у каждого истинно желающего присоединиться к святому народу будет достаточно сил и выполнять и слушать, и быть, и оставаться.

Пусть всем им даст Всевышний благословение и сделает их сильными, сильными и ещё сильнее. Для жизни и для мира. Навсегда.

Далёкая близкая моя приятельница, Марина Калинина, бойкая девочка-комсомолка без возраста, доброе сердце, палочка-выручалочка. Я познакомился с ней на улочке, где когда-то текла речушка с бодреньким названием Таракановка.

Пережив различные периоды становлений и падений в нашей Советской стране, она оставалась на плаву. Встала в бухточке бывшего проектного института, «разбитого» на множество разных помещений, сданных под разные фирмы и фирмочки. Свою фирмочку она назвала «Оздоровительный центр» и годы продолжала это своё предпринимательство, переживая больше невзгод, нежели удач. Тогда в 1989 году она встретила меня на этой самой Таракановке, освободившегося, прошедшего «малый круг» хождения по мукам разных лагерей и тюрем. Я стоял растерянный, в домашних тапочках, из колонии, в устаревших вещах шестилетней давности, несуразный, с мусорным ведром, словно не сознавая до сих пор, где нахожусь. Тогда в мае 1989 она проявила ко мне неподдельную доброту и участие, общаясь просто и открыто. Такая для меня она и осталась. Десяток лет мы не виделись, лишь изредка перезваниваясь. И только в следующем веке, через 13-14 лет после первой встречи, случилось нам увидеться вновь.

Я надеюсь, что эти беседы были для неё так же приятны, как и для меня. Хотя одно беспокоило её явно. Она никак не могла переработать мысль, что я, в каждую очередную встречу, разительно, по её мнению, меняюсь . Никак не могла она поверить в искренность и увидеть закономерность . Очень хорошо относясь к этому человеку, я написал для неё следующую притчу.