Игорь Мосин - В поисках счастья

Стоя под струями прохладной воды, постарался в деталях вспомнить сегодняшний сон: он лежит в детской кроватке, мать смотрит грустными глазами и молчит. Никуда не зовёт, просто молчит… что она хотела сказать? Что не досказала при жизни, чего я не дослушал? И слёзы… Господи! Я лет тридцать не плакал, – он выключил воду, – чего я не услышал?

– Что? Что ты не услышал?

Дожил, сам с собой вслух разговариваю не замечая! Нервы действительно расшатались…

– Я говорю – поторопись! Опоздаешь на работу – шеф этого не любит.

Шеф! Какой он к чёрту шеф?! Музейная редкость! Что он вообще без меня может? Завёл порядок: приходить всем на полчаса раньше и уходить на два позже! Ты хоть ночуй на работе, а если свой труд организовать не можешь, значит, и других не организуешь!

– Не опоздаю!

Вытирая голову, вновь перед мысленным взором увидел мать. Резко опустив полотенце, «наткнулся» в зеркальном отражении своих глаз на её ласковый взгляд с немым вопросом «почему» и невольно улыбнулся.

Ему тогда исполнилось десять лет…

К первому юбилею родители подарили полувзрослый «Салют».

– Держи, – важно сказал отец, отпуская хромированный руль. – С сегодняшнего дня вступаешь во взрослую жизнь. Игрушки закончились. Получи в подарок «железного коня»!

Велосипед тёмно-синего цвета, с кожаным сиденьем, сумочкой для инструментов с блестящей застёжкой – мечта любого мальчишки. Коля не верил своим глазам. Как? Это ему? И можно прокатиться?

– Конечно! Катайся, сколько хочешь, но помни – теперь ты в ответе не только за себя, но и…

– За велосипед?

– За пешеходов. Катайся аккуратно! Не забывай: вокруг ходят дети и старушки, – он приобнял, нежно поцеловав мать, – примерно, такие, – она отмахнулась, притворно обидевшись, – красивые, молодые старушки.

Весь день Коля не покидал седла, представляя себя ковбоем на диком мустанге. Ребята со двора просились за руль и «юбиляр» милостиво разрешал: по одному разу вокруг песочницы – сам не накатался, они рулят плохо, и, главное, теперь он и только он в ответе за велосипед и за всех пешеходов! Вечером, когда мать в третий раз позвала через окно ужинать, подошёл Бондик – двенадцатилетний оболтус, получивший прозвище из-за фильма о Джеймсе Бонде (посмотрел в Москве, куда ездил с родителями на каникулы). Азартно перевирая сюжет о знаменитом шпионе, он так воодушевлённо брызгал слюной, что Пашка Нагибин прозвал его Фонтан, вызвав гнев и ярость будущего Бондика, посчитавшего прозвище до боли обидным. Долго гонялся он за Пашкой, крича на весь двор: «Нагиба, ты покойник!» На следующий день, при очередном рассказе о шпионских приключениях, Бондик заврался окончательно: «…прикинь, Бонд прыгает с парашютом, а на земле его ждут пятнадцать агентов, но тут мы им как дали!» Ребята долго смеялись: теперь понятно, кто помогает легендарному ноль-ноль-семь – агент два нуля-шесть! Это прозвище Бондик посчитал не только обидным – оскорбительным, решив показать свою силу и превосходство, благо был старше многих на два – три года. Но Сашка Коровкин, здоровяк из первого подъезда, флегматично сказал:

– Будешь Бондик.

– Ты кого так назвал?!

– Тебя. Он Джеймс Бонд? А ты – его маленький помощник, значит, будешь Джеймс Бондик.

Так Витька Михеев стал Бондиком.

– Привет, Камарга! – обветренная, покрытая цыпками ладонь, по-хозяйски легла на руль, – твой?

– Мой, – нерешительная попытка освободить блестящую поверхность от наглой хватки не удалась.

– Дай прокачусь, – не дожидаясь ответа, дёрнул велосипед, на ходу вскочив в седло, и только пятки засверкали на крутящихся педалях.

– Коля, домой!

– Сейчас! – чуть не плача крикнул в сторону удаляющегося подарка.

Вернуться домой без велосипеда невозможно. Он надеялся, Бондик сделает круг, ну, два и приедет. Но прошло десять, потом двадцать минут, стемнело, двор опустел, а Бондик не возвращался. Тогда Коля сел на ступеньки подъезда и заплакал.

– Коля, до… – мать осеклась на полуслове, – что случилось?!

Родители спешно вышли на улицу.

– И как это понимать? Где велосипед, сын?

За всю жизнь отец всего несколько раз обращался к нему: «сын». Коля знал – это не к добру.

– Бондик уехал.

– Какой Бондик? Куда уехал? Кто разрешил?

– Я не разрешал, я не хотел давать, он сам взял, – обида слезами клокотала в горле: Бондик – гад здоровый, угнал велосипед; отец ругается, вместо того, чтобы пожалеть.

– Если ты не разрешал брать свою вещь, значит, её взяли без спроса, а если у человека можно забрать без спроса то, за что он отвечает, как ему можно доверять?