Михаил Вербицкий - Тропа тунеядцев – 1. В августе тридцать четвертого. Часть первая. Под знаком понедельника. Из жизни контрразведчиков

– Шевелитесь! – Подгонял их, поигрывая ключами, невидимый конвоир в коридоре.

Когда дверь закрылась, один из вошедших, прищурив глаз, вгляделся в Рахметова и радостно заорал:

– Рахмет!

– Тихо, там! – Незлобно прикрикнул конвоир за дверью и, судя по звону ключей, отправился восвояси.

– Мужики, это – Рахмет! Светский парень! Мы с ним не один срок мотали! – Снизив тон, тряс руку Рахметову бойкий мужичонка, в заскорузлом от фруктового сока джинсовом костюме.

Мужичонку Рахметов знал. При рождении, того нарекли Валерой, а по жизни величали Румыном, за цыганскую чернявость и неунывающий характер.

– Что опять на тусовке замели? – Спросил Румын подмигивая.

Рахметова прошибло, потом. В голове, на миг, наступило небольшое просветление:

– Точно, он ведь был на тусовке! Там и влип. Но во, что – неясно.

Румын, тем временем, знакомил Рахметова с присутствующими, тыкая в них пальцем и называя имена.

Рахметов рассеянно кивал и, занятый своими мыслями, из присутствующих запомнил только двоих – Пашку и Валерьяныча. Пашку, потому что он помнил его еще по предыдущему залету, а Валерьяныча, потому что его единственного Валера представил по отчеству, видимо из уважения к его сединам.

Он даже помнил Пашкину фамилию – Морозов. Точно, Морозов! В предыдущем залете, когда Рахметова определили вторично, этот Морозов в голове которого, еще не выветрились хмельные пары, надоел всем, рассказывая, как он засветил милиционеру и тот кубарем катился по прихожей.

Бахвалился он до той поры, пока кто-то не сказал, что они все сидят по семейным обстоятельствам, а его, Морозова, видимо поместили сюда случайно, потому что он – птица высокого полета и, судя по всему, срок будет мотать немалый.

Тогда все стали дружно поддакивать говорившему и высказывать собственные соображения, по поводу дальнейшей Пашкиной судьбы.

– Не печалься парень! – Говорили ему. – Не все еще потеряно. Раз ты по первому разу, то может до суда и не закроют.

– Так суд ведь завтра. – Озадачено, крутил головой Морозов.

– Так, это нам – суд и сутки, а тебе будут выбирать меру пресечения, а сам суд, когда еще будет…

– Когда твоя дурра-жена утром к начальнику прибегала, я сам слышал, как он говорил ей, что тебя три наряда скручивали. Так, ведь!

– Так! – Кивал головой Морозов.

– Ну, вот видишь! Тебе прямая дорога – на «химию». Лет на пять.

– А, еще начальник говорил, что ты давно под подозрением. У тебя ведь папаша – тунеядец…

– Я от отца отказался!

– От родного отца отказался! Вот это я понимаю! Герой! Одно слово – герой! Не каждый такое сможет. Это тебе, на суде зачтется.

– Раз, от отца отказался, то по первой ходке, пять не дадут. Три, от силы.

– Это по какой статье пойдет. Если за сопротивление, то три годочка. А если припишут нападение, то все семь, как минимум…

Доведенный всеми этими разговорами до одури, Морозов всю ночь не спал, размышляя о своей дальнейшей судьбе. Мало того, что он мешал спать, тусуясь на маленьком пятачке, между парашей и дверью, так он еще и выкурил единственную пачку сигарет, оставив товарищей по несчастью без курева.

К утру он совершенно сдал, и спящих разбудило уже не шарканье ног, а тонкое заунывное поскуливание. Здоровенный могучий парень, горюя о своей загубленной жизни, горько плакал, скорчившись в уголке, у самого края нар.

Теперь Морозов выглядел солидно и уверенно. Видимо, после того случая, он уже стал опытным сидельцем. Протягивая Рахметову руку, он надулся, как озабоченный голубь и высокомерно сказал:

– Здорово! У тебя – какой субботник? У меня – пятый. Тебе сколько дали? Мне пятнадцать.

– У меня – четвертый. А сколько дали, не знаю. Суда еще не было.

– А, чего тебя, до суда, к нам кинули? – Почесал в затылке Румын. – Тебе до суда надо в другую камеру. И, вообще – сегодня же воскресенье. Тебя должны были в ГОМе оставить до утра. А, утром – в суд, а потом – к нам.

– Сам никак не пойму.

– А может там у них дезинфекция, какая?

– Могут в суд и не возить… – Сказал Валерьяныч.

– Не имеют права без суда. – Воскликнул вислогубый очкарик. – У нас – правововое государство.

– Оформят задним числом и все. – Уверенно гнул свою линию Валерьяныч. – Вы на его голову посмотрите! У него за ухом – гуля, размером с яйцо Скидельской птицефабрики.

– А, что Скидельскую отстояли? – Спросил низенький мужчина, с редкой бородкой попа-расстриги.

– Вроде отстояли. – Сказал Валерьяныч и махнул рукой. – Да дело не в этом. Куда его в суд везти с такой головой? А, если он там заявит, что у него голова кружиться, мол, в обморок постоянно падаю. Его сразу на освидетельствование. А врачи они тоже люди. Не захотят рисковать, отмажут. К тому же он не политический.