– Это понятно, но руки ломать зачем ему было? Кость живая, все-таки.
– «Ломать, живая кость». – Генеральный отпил немного коньяк и усмехнулся. – Да будет тебе известно, что он преступил все границы дозволенного – границы нашей с тобой морали! Он использовал подслушивающую аппаратуру! Понял? Не лицензированную, понял! Каков же подлец этот Нестор Негодяев! Ты со мной согласен?
– Конечно, господин генеральный директор, он подлец. Господин генеральный директор, разрешите узнать напоследок, кого вы на мое место ставите? – спросил я и опрокинул третью рюмку.
Я полагал, что мою должность займет какой-нибудь неведомый новобранец.
– Опять ты из себя дурашку строишь! Как это кого? Тебя! Тебя, но только повысим! Или повесим? Хе-хе-хе! А, нет, вначале повысим! Хе-хе-хе! Ну, в общем, знай, что с завтрашнего дня ты назначаешься заведующим аналитическим отделом банка, ну и моим первым замом! Что, осознал, наконец? Слава богу! Пора, брат, засиделся. Допиваем коньяк и начинаем работать. Прямо сегодня, прямо сейчас! Ступай дела принимать. Через неделю жду с глубинным отчетом. Мне нужен достойный преемник! Так что старайся. Жену поздравить не забудь. От меня! Дорогу отыщешь? Помощь необходима? Хо-хо-хо!
Дабы не обесславить счастливых мгновений жизни, мне пришлось допить всю бутылку и быстро удалиться. Мой уход осложнился шаткостью походки, вследствие чего я повторно споткнулся. Споткнулся на этот раз о ножку широкого дивана, нелепо стоящего в проходе. Размахивая над диваном руками, какое-то время мне удавалось балансировать, но не долго, и я с размаху плюхнулся в уютное ложе.
– Эх, поспать бы часок-другой. – Я прикрыл глаза. Долг службы вскоре пересилил сонные позывы, я медленно приподнялся и сел, откинувшись на спинку дивана.
Уличная вьюга способствовала моему частичному отрезвлению. Порывы морозного декабрьского воздуха внезапно распахнули неплотно закрытое окно и шумно ворвались в приемную. С секретарского стола полетели в разные стороны бумаги и папки. Сквозняк приоткрыл двери кабинета генерального директора. Из кабинета доносились активные человеческие звуки, точнее говоря, стоны. Они нарастали, делались все неистовей и перешли, наконец, в экстатические рыки вечности. Через минуту рычание переросло в финальное протяжное мычание вперемежку с чувственными всхлипами. Затем, как водится, наступило затишье.
– Вот ты в театральном техникуме училась, а слезу на людях выдавить не можешь, натурально не можешь, – послышался умиротворенный бас генерального. – Ставлю тебе жирный кол.
– Я старалась, как могла, господин генеральный директор, но меня разбирал смех, – ответила ему кокетливо секретарша. – Особенно когда вы о суде заговорили.
– Ладно-ладно, но работать тоньше надо, тоньше. Смех ее, видите ли, разобрал! Не за твои прелести я тебе деньги выплачиваю! Скажите, какое мы чудо природы! Ох, и любишь это занятие, ну просто не можешь без него. А то, что меня дома супруга ждет, ты догадываешься? Каким я ей покажусь?
– Мужественным и красивым, господин генеральный директор!
– Опять двери настежь! Так вот, выплачиваю я тебе деньги, и немалые, за то, чтобы ты постигала высокое искусство управления! Управление людьми и собой! Вот и постигай! Я же тебя на свое место мечу! Да, и вот еще. Нестора переводим заведующим отделом по связям с общественностью. С надбавкою в 25… эээ… в 15 процентов. Парик его рыжий в химчистку снеси! Пригодится еще! Линия верной оказалась. В этом плане ты молодец!
– Да, господин генеральный директор. Так и сделаю. Нам еще две вакансии осталось высвободить.
В приемной становилось холодно, и я подошел к окну, чтобы закрыть его. На улице яркими огнями играла реклама, на перекрестке светофоры перемигивались с автомобилистами, указывая верные дороги, раздавались смеющиеся голоса студентов, возвращающихся с занятий. А там уже разбит елочный базар, и люди бодро выносят заснеженные новогодние елки. Да, скоро Новый Год! Жизнь большого города не останавливалась и продолжала празднично бурлить, даруя людям насыщенную, многоликую энергетику. Я стоял у открытого в зиму окна, и декабрьская стужа ничуть не обжигала меня. Напротив, она обволокла все мое существо ледяной, как тонкое одеяло, пеленой, и согревала. И я увидел за окном истинную жизнь – простую и мудрую, в которой люди искренне смеются и, забывая о трудном быте, спешат радовать друг друга недорогими, но желанными подарками. Мне хотелось идти к ним и стать их частью и обрести, наконец, хотя бы малую толику счастья, которое отпущено каждому. И я растворил окно настежь, но… сквозь автомобильный рев я вдруг услышал тихую, нежную музыку. Едва уловимые колебания музыкальных волн странным образом прибывали и делались ощутимей. Да, конечно, это играла наша арфистка, и вьюга пред ней медленно отступала. Часто, когда входил в здание банка, она представлялась мне в длинном концертном платье; вот она на сцене консерватории, все наслаждаются ее искусством, а затем рукоплещут; но здесь, в вестибюле, у дверей банка арфистка была всего лишь одним из многочисленных элементов интерьера, звуковым элементом.
Читать дальше