Январская ночь к шести утра естественно не закончилась. Фонари и звёзды старательно разгоняли мрак, освещая чистые тротуары, а художественно украшенные вчерашним снегопадом деревья были неподвижны, словно ещё дремали под снежным одеялом. То здесь, то там на фасадах жилых домов вспыхивали окна, свидетельствуя об очередной победе будильника над сладко спавшим человеком. Редкие пешеходы спешили в основном к метро, а на остановке трамвая стоял я один. Точнее даже не стоял, а только остановился, произнеся заветное слово, как передо мной уже раскрылись двери того самого трамвая.
Войдя в салон, я не стал садиться, а прошёл вперед, чтобы заглянуть в кабину водителя. Меня ждало разочарование, поскольку стекло оказалось совершенно непроницаемым.
Когда трамвай сначала замедлил ход, а затем остановился, знакомый голос снова пригласил меня к выходу, добавив, что отвлекать водителя общественного транспорта во время движения опасно и допустимо лишь в исключительных случаях. После чего одно из стёкол кабины съехало в сторону и на меня уставилась патлатая веснушчатая физиономия, украшенная широченной улыбкой, которую иначе как счастливой назвать было нельзя. Форменная фуражка с пластиковым блестящим козырьком, сдвинутая на затылок, удачно дополняла образ. Подмигнув мне, голова кивнула в сторону открытой двери и исчезла в темноте кабины. Я же спустился на тротуар и, почти сразу оглянувшись, уже не увидел своего трамвая, лишь слабый звук закрывающейся двери донесся до моего слуха.
Утро ещё только разгоралось солнечным светом, но народу здесь было уже побольше. Я снова дошёл до хозяйственного магазина и, убедившись что спектакль с покупателями за закрытой дверью ещё не начался, зашагал к своему кафе. Дойдя до перекрёстка и глянув на большие часы у здания метро, я с удивлением констатировал, что с момента моей посадки в трамвай прошло почти два часа. Решив, впрочем, что удивляться подобным мелочам здесь не стоит, я вошёл в только что открывшееся кафе.
– Ой! Как здорово! Мы с вами одновременно сегодня! – прощебетала Эланика, подхватив меня под руку и проводив таким манером к столику.
Разоблачившись и усевшись за стол, мы пообщались с подоспевшим Семёном и в ожидании заказа возобновили беседу. Я сразу же обрушился на свою собеседницу с вопросами о том, кто скрывается за её «мы», что это за креативная команда и откуда они взялись на нашу, вернее, пока на мою голову. Эланика слушала меня с интересом и легкой сочувственной улыбкой, от которой мне на мгновение даже стало неловко.
– Все нормально, Вадим Вадимыч, – поспешила моя проницательная собеседница, – я просто подумала о том, что вы удивительно сдержанный и деликатный человек. Вы ведь могли ещё вчера потребовать ответов на эти вопросы.
В этот момент Семён принес нам кофе и воду со льдом, прервав столь важный для меня разговор. Эланика осторожно пригубила черный ароматный напиток и, обращаясь к Семену, выразила свой восторг. Она была так убедительна, что как только официант отошёл, я спросил:
– Наверное я ещё многого не понимаю, но разве и Семён, и кофе, который он принёс, это не ваши произведения с заданными характеристиками? А если это так, то ваша благодарность Семёну, это что, необходимая часть программы существования модели?
– Не совсем так. Хотя настоящий Семён, и не подозревает о существовании этой реальности, он в этот момент испытывает положительные эмоции, потому что определенная связь с ним не прекращается, пока существует сама модель. И навыки здесь использованы именно его…
Кстати, в какой-то мере это и ответ на ваш вопрос о нас. Но лучше начнём с начала. Вот только допью или даже давайте закончим завтрак, а то ведь омлет французский с коньяком, который нам уже несут, остынет. Обидно же будет, правда?
Покончив с завтраком, я приготовился к продолжению разговора и даже припомнил несколько пришедших в голову накануне вопросов. Однако Эланика, приготовила мне сюрприз, который не просто удивил, но воистину потряс меня.
Не успел я с удовольствием откинуться на спинку тяжелого стула с мягкой обивкой, как улыбающееся лицо Эланики померкло, и всё окружение рассыпалось мелким серебристым песком, исчезнув где-то внизу. Я, совершенно растерянный, оказался в бездонной, космической пустоте. Абсолютной и бесконечной была тишина, поглотившая меня своим глухим безразличием. Не осталось ничего. Вообще ничего. Себя я тоже не видел и, кажется, не чувствовал в остановившемся времени. Если бы о небытии можно было бы сказать, что оно есть, то это было бы то самое.
Читать дальше