– И что дальше? – задал вслух вопрос Шеф.
И тот же вопрос мгновеньем раньше задал себе Олег. И не смог ответить на него. Наверное, впервые с того самого дня, когда…
В голове – в той ее части, где всегда рождался ответ; пусть не совсем понятный – была лишь серая муть. Причем это относилось и к ближайшему будущему концерна, и к его собственному. Потому он и ответил, недоуменно и чуть испуганно:
– Не знаю, Николай Григорьевич… не вижу.
Шеф поглядел на него недовольно. Но проговорил – медленно, словно вгоняя гвоздь во что-то…
– Свободен.
И прихлопнул ладонью по столешнице. Олег, выходя из кабинета, оглянулся. Почему-то охватил взглядом не фигуру Портного, а эту самую столешницу. Массивную, изумрудно-зеленого цвета. Круглую по форме, диаметром метров в пять, и толщиной не меньше полуметра. Ножки – деревянные, с тонкой резьбой – казалось, готовы были подломиться, в любой момент. От того, наверное, страшно было сидеть за этим столом – упади этот каменный массив на ногу, и ничем иным, кроме ампутации, помочь было бы невозможно. Очевидно, внутри дерева были какие-то металлические стержни, но проверять Олег не решился бы. Да его ни разу и не пригласили присесть за этот стол – необычный, никак не подходящий для служебного кабинета. Может, где-то в другом месте у Николая Григорьевича и был еще один рабочий; из массива ценного дерева, с приставным собратом, креслом и стульями, письменными приборами и…
Нет – в этом кабинете, или, скорее, зале приемов, стояла лишь эта махина (как бы не из цельного куска малахита), удобное кресло, в котором Шеф принимал посетителей, и дюжина стульев у стены – под стать креслу, но не таких статусных и удобных. Ну и компьютер перед Портным – куда же без него?
– А еще секретарша, Ниночка, – усмехнулся сквозь волнение Олег уже в приемной, – без нее никак нельзя. Кофе там, чай, ну и все остальное. Только вот стол там… я бы на таком не решился…
На этой пикантной мысли (почему-то опять вспомнилась Мария Павловна) дверь из приемной захлопнулась за его спиной, и голова Олега Сергеевича Громова, говоря компьютерным языком, перешла в режим ожидания. Он действительно ждал, не сомневаясь, что Шеф все-таки рискнет, и жизнь концерна, и его собственная, круто повернет. Куда?…
Целых две недели он провел в кабинете, в обычном режиме, ничуть не томясь этим ожиданием. Гораздо больше внимания он уделял теперь тому, что творилось вокруг, и тоже могло вторгнуться в его жизнь самым непредсказуемым образом. Почему непредсказуемым? Потому что серая муть в голове никуда не исчезла. Как понял Громов, именно этот участок внутри его черепной коробки отвечал прежде за его способность предвидеть, избегать неприятностей. Теперь же… теперь и коронавирус, от которого он прежде отмахивался, пугал до рези в животе, и начавшиеся вдруг по всему миру беспорядки грозили каким-то образом обрушиться на его несчастную голову. Да даже возвращаться домой по темным осенним улицам было по-настоящему страшно. В каждой тени ему чудились бандиты с обрезками труб и ножами в руках; редких прохожих он старался обходить по широкой дуге. Фигурой и силой его природа и родители наградили неплохими, но чем-то зубодробительным и ногомахательным он никогда не занимался. А в последнее время с такой сытой и беззаботной жизнью даже животик появился.
Так что звонок по внутреннему телефону, заставивший его подпрыгнуть в кресле от неожиданности, он воспринял с каким-то обреченным облегчением.
– Наконец-то, – прошептал он себе под нос, вскакивая с места, и одергивая пиджак – дресс-код в конторе поддерживался неукоснительно.
– Олег Сергеевич, – прошелестел в трубке голосок Ниночки; как показалось Олегу, напряженный и чуть испуганный, – зайдите к Николаю Григорьевичу. Прямо сейчас.
– Иду, – ответил Олег, уже опустив трубку.
Ответил скорее себе, а не Ниночке. И пошел, еще раз одернув полы пиджака, в смятении. Поскольку не мог определить, чего в нем сейчас больше – того самого облегчения, или предчувствия больших неприятностей. Эти, образно говоря, чаши весов резко опустились в сторону, отвечавшую за неприятности, когда он открыл дверь в приемную. Страх в голосе секретарши объяснился. Громов и сам бы испугался; будь его воля – повернулся бы и бежал прочь от двух громил, что расположились сейчас по обе стороны широкой двухстворчатой двери, ведущей в кабинет Шефа. Сами такие же широкие и накачанные. А еще – глядевшие на него, словно в прицел крупнокалиберного пулемета. Через пару мгновений, очевидно разглядев его стати, и определив их как совсем никчемные, эти бойцы градус напряженности во взглядах понизили до неприличной для Громова величины. Теперь они и фигурами, и чуть заметно проявившимися ухмылками на лицах словно утверждали:
Читать дальше