Ольга Климова - Неполное превращение. Роман

Виктор представлял энтомологический дождь, смотрел, откуда дует ветер, прогнозируя вспышки вредителей, и думал про перелеты жуков через океан, как мелкие организмы жуки переезжают с грузами в самолётах, как жук сидит в самолёте, листает журналы, спит. Ведь у жуков несколько форм покоя, летом сон, много лет зимой он может спать. Пища колорадского жука семейства пасленовых, да, питаются в основном картошкой с помидорами в наших краях. Перелетая, жуки нередко гибнут в водах Балтийского моря. Насекомые обитают повсюду, но это летом. Это дикие насекомые. У меня свои, домашние. Есть ещё такие вредители – яйцееды, они откладывают яйца в яйца колорадского жука. Уничтожать жуков могут клопы.

– Вера, как бабочки переедут?

– Ты их в террариумы загрузил.

– Я про то, как поездку перенесут.

– Отлично перенесут.

– У меня голова болит, а тебе ничего страшного.

– Верунчик… Сейчас таблетку принесу.

Он налил воду в стакан, выскреб таблетку из стандарта, осмотрел осиротелую, разрушенную отсутствием привычных вещей обстановку кухни, заметил старенький, от старости модели неказистый ноутбук.

«Ага, его на коленях перевезу. Две страницы написал. Пишу по две в день A4. Завтра дальше. Звуки, тараканы – благодатная тема, про людей сложнее, только о них одно подумаешь, они другое вытворяют. Особенно про красивых женщин сложно. Вот не зря Толстой не любил красавиц, может их боялся. Красавица она, как ей жить?»

Размышляя, он складывал в сумку ноутбук.

«По – толстому, прыгни-ка, красавица, под поезд, и рассчитай хорошо, куда прыгнуть, в середину, между вагонами, чтобы надежно, умри сама. По Пушкину Татьяна романтичная мечтательница, творение Толстого – это Наташа. И пошло-поехало. Девушки то образ Татьяны пытаются скопировать, то Наташу обезьянничают. Она вся такая живая, настоящая, Наташа, не то, что холодная красивая Элен.

Красиво это значит холодно у него. Попрыгунья с придурью это тепло, настоящая женщина. Ведь таких не бывает, он придумал, они придумали, сочинили свой женский идеал. Но как модно придумали. Ведь сколько лет женщины подражают!»

У подъезда стояла Вера, он протянул крупную белую таблетку.

– Возьми Верунчик, да, и запей.

– Я позвонила, бабочек повезут в отдельной легковой машине, с большим багажником.

Он улыбнулся ей, как простой обычный человек, радуясь воскрешению погибших друзей.

– Мои бабочки живы. Вера, а я про Толстого все думаю.

– Толстому ты не конкурент, – отметила жена.

– Согласен. Не конкурент. Я живой ещё пока.

Звенело дрожание тонких травин, он положил в рот тонкими пластиками нарезанную резинку, в глотке прохладно.

– Жвачку будешь?

– Давай, пожуём.

Вскоре их довезли до места. Светом фонарей некоторые деревья освещались сильнее. Ствол яблони в бледную крапинку, по цвету напоминал берёзку, раскрашенный природным живописцем.

На ощупь ствол оказался очень шершавым, неприятным, как неизвестный заморский фрукт.

Выгружали всё до последнего, включая мебель и тяжеленную чугунную ванну. Всегда трезвые громко переругивались.

Вера в очках на сонном лице подносила к воротам бесконечные тюки с вещами и домашней утварью. Грузчики сбрасывали пожитки на землю. Гора росла. На лицах грузчиков проглядывали пережитки былой трезвости. Поменяв жизнь на трезвую, сохранили прежнюю внешность.

– Эт самое, в дом несите, – суетилась под ногами у грузчиков уставшая хозяйка, указания давала своим.

Виктор вытянул ровной палочкой жилистое сильное тело, нагрузился тюками, носил к дому тяжёлое. Вера бросила у порога тряпку. Все дружно тёрли ноги.

В уличном воздухе висела черная ночная теплота. Сынок хватал в грубую бумагу упакованные, обвязанные верёвками книги, хватал, сгибая руки в локтях, как культурист, бегал с книгами в дом, превращая серую тряпку у порога в скрученный изогнутый ком.

В руках Виктора возникли деньги. Денежный веер, хорошо различимый в темноте, он протянул грузчикам.

– Спасибо, – поблагодарил он вероятно за то, что деньги из его рук честный трудовой народ принял.

– Прогулка перед сном! – Радостно вскрикнул отец семье.

– Сил нет!

– Пошли!

Между сыном и мужем в ночном воздухе спешила мама, подтанцовывая под музыку, игравшую вдали.

«Это ты, это я», – чередуя с одышкой, подпевала она.

Отец шагами осторожно мерил тёмную тропинку, скованный внезапным литературным оцепенением. Натужно радостная мать наглядно веселилась. Сын взирал то на одного родителя, то на второго, и не знал к которому примкнуть.