Ольга Климова - Неполное превращение. Роман

– Ой-ой, любитель насекомых.

– А ты? Вера, я в детстве мечтал стать энтомологом.

– Никак не знала. И, гляжу, не стал. Но бабочек содержишь.

– И не стал. Бабочек люблю.

– Я знаю, что не стал.

– У каждого в детстве есть мечта. Современным детям ваше старое уже совсем не интересно, – резонно вставил сын.

– Ты знаешь как про жуков интересно кино смотреть, знаешь сынок?

– Вообще-то они страшненькие, но весёлые и злые, – заметил сын.

– Про них ещё не всё известно, мамуль, Верунчик, что молчишь интереснее про жуков, чем инопланетян.

– Э-э, нет, не скажи. Вот я костюм к спектаклю делала по Кафке «Превращение». И там…

– Спасибо, сынок, мысль мне подсказал, вот это идея.

– Какую мысль, пап, я ничего не подсказывал.

– Да подсказал сынок, спасибо, и маме спасибо, мне с вами повезло.

– А я всегда хорошие мысли выдаю, – мама томно сплыла по сиденью, сутуля плечи потянулась.

– Вы всегда мне помогаете в делах!

Покупка дома состоялась той же компанией, при той же погоде, в свете белого солнца, гладко скользящего ветра.

Облюбованный для покупки дом возвышался на пригорке. Деревянный, небольшой, как теремок, украшенный ажурно резными ставнями.

Виктор отказался покупать кирпичный, и подешевле, и лучше из дерева, русский, натуральный. У окон обильно цвела сирень. Сиреневый аромат долетал к ним с мягким ветром.

– А я никак не пойму, почему художники сирень пишут. Она такая простенькая, однообразная.

– Наши местные больше черемуху пишут.

– Ага, период от свидания.

– Отцветания. Цветы это красиво, вот и пишут.

Сиреневый аромат влетел в нос вместе вздохом и остался там благоухать, прорастая образами майских свиданий.

– Мам, я помню, духи такие раньше были. Да, были похожие, мам, на твои похожи. Помнишь, в голубом флакончике, с крышкой такой, как ручка дверцы, – делился сын, тыча пальцем в дверцу машины.

– Сынок, от духов в синем флакончике у меня голова болит.

В ответ сын чихнул.

– Солнце, но прохладно, – она томно прикрыла веки, пряча от слепящего солнца, но вдруг открыла глаза:

– Когда глядишь на солнце с закрытыми глазами и откроешь резко, потом всё белёсое. Ха!

– Вот это наблюдение!

Белый жар солнца разгонял в стороны многоцветные тучи, местами серые, а где и сиреневые.

– Жаль, что на сирень аллергия. Я хотел бы тебе сирень подарить.

– Пап, йогурт мне подари.

– Не надо мне ваш аллергический букет.

– Мама тебе не надо, ты заболеешь, кашлять будешь. Мам!

– Я словами тебе нарисую сирень, – папа уже оторвался от семьи и был довольно далеко, хотя прошла секунда, – и ладно, правильно, никакой сирени, но дом мне нужен.

Отец вновь возник рядом со своими, наклонился вперёд, скрестил руки.

– Как хочешь, скоро каждый день будем любоваться цветами.

– Папа, ты переехать решил, ты не пошутил! Это не дача!

– Ну папа, но.

– Мы уедем в свой дом. Живой писатель должен жить в живом доме. Настоящем, русском, деревянном. Осталось вещи перевезти.

Переезд решили организовать ночью, для того поставили будильник, сели на диване, продолжая визуальный пересчёт собранных вещей. Тихая городская ночь.

Безмолвие сохранялось недолго. Орала музыка, глуша микрорайон автомобильными колонками, на разный тон повторяющими бэц, бэц, бэц.

Возле бухающий машины стояли хозяева, четыре парня, они как и их музыка, вскрикивали, орали, дергались. Один из четверых держал в руке бит у, постукивал ею по ладони.

Виктор рассмотрел ночное безобразие из окна квартиры на шестом этаже. Парни тоже поглядывали в окно на шестом этаже и были настороже. Недоверие вверху и внизу, в доме и на улице. Молчаливое противостояние.

Насмотревшись и уяснив ситуацию, Виктор хотел было набрать 02 по привычке и сообщить про хулиганов, но «ай, да всё равно не сплю», позвонил всегда трезвым грузчикам, заказанным на 0.30. Грузчики быстро отозвались стуком в дверь.

Очертания предметов волновались мелкими тоненькими волнами, маленькими закорючками под вид иероглифов значками в общем напоминавшим японский рисунок тушью. Площадку у дачного домика осветили телефонным фонариком, смотрели на тюки с вещами, вещи прибывали.

Во время переезда в темноте светились человеческие фигуры, но ничего не видно, невозможно угадать выражение глаз. В темноте бывает обман зрения, может показаться то, чего нет. Темный мрак сознания.

Вера посмотрела на мужа. В нём есть непонятное, известное не всем, поступки непредсказуемы. Она подозревала его в чём-то плохом, но понять это плохое она не могла. Прошлый раз, когда он ходил по больнице и искал жену по фамилии имени и отчеству, нашёл совсем другую молодую.