Татьяна Денисова - Книга 3. Без названия

Артем держал там, где просила Маша, подавал, что ей требовалось, и улыбался, потому что у него имелась возможность рассмотреть девушку вблизи и в подробностях. Ему нравилось увиденное, оттого и улыбался. В какой-то момент почувствовал на себе взгляд (Антон с кровати замечательно видел маму, но еще лучше отчима), но не прервал своего занятия: с какой стати. Он не делает ничего дурного – держит, нет, передает ножницы. Вот! Маша в очередной раз закусила нижнюю губу и наклонилась к поделке. Волосок в очередной раз упал на поделку. Артем заправил его за ушко: у нее руки заняты, а он здесь как раз, чтобы помогать. Спасибо! Вот, еще и спасибо получил! Какой молодец!

На следующий день Артем как обычно после обеда сидел у себя. Дети в это время делали уроки, поэтому он им не мешал, а они ему. У Маши не было привычки делать уроки с детьми: проверить, помочь в чем-то – другое дело, но без фанатизма. Артему такая тактика более чем понравилась: пусть приучаются к самостоятельности, заодно слушают на уроках, что и как выполнять, чтобы потом родителей не заставлять мозговыносительством заниматься. Мальчишки смышленые, даже Вовка (одна беда – егоза, за что систематически переписывал домашнее задание). Когда постучали в дверь, Артем сказал: «Да» и продолжил свое занятие. Антон сел рядом со столом на табурет.

– Что делаешь? – спросил мальчик.

– Лезвие для ножа.

Артем рассматривал под лампой заготовку для ножа. На столе лежало несколько деревянных заготовок.

– А это для чего? – снова спросил Антон.

– А это будущая рукоятка. Ну-ка, попробуй, какая больше понравится.

Антон по очереди подержал все пять деревяшек. Дерево разное, это он понял. Какое-то оказалось тяжелее, несмотря на то, что по размеру были одинаковыми.

– А нож будет большим?

– Нет, средним.

Артем подал мальчику заготовку. Антон взял ее осторожно, будто острый нож, подержал на ладони, потом по очереди приложил деревяшки, взвешивая на руке.

– Может, эта? – спросил он.

– Может.

Артем забрал и заготовку, и брусок: молодец.

– Ты по делу или посидеть? – взрослый не стал юлить, знал, что придет, потому что старший.

– Я хотел кое о чем спросить. Можно?

Артем, отложив все в сторону, повернулся к Антону:

– О маме?

– Да.

– Спрашивай.

– Вчера… – Антон откашлялся, чтобы не хрипеть, – ты так смотрел на маму, – и замолчал.

– Вчера я смотрел на маму – это констатация факта. Ты собирался задавать вопрос. Задавай. – Артем понимал, что силы не равны, что перед ним всего лишь ребенок, но для того, чтобы выжить, надо отвечать за слова и поступки.

– Почему ты так смотрел?

– Вот. Теперь я услышал конкретный вопрос. Ответ: потому что мне нравится твоя – ваша – мама, – после паузы Артем добавил, – я не против поухаживать за ней, да не знаю, с чего начать. Элементарного о ней не знаю: какие фильмы и музыка ей нравятся, какие цветы любит, любимый цвет, о чем мечтает. Она все время занята, редко бывает отвлечена интересным занятием, не считая вчерашнего случая.

– Она хорошая, и добрая… – Антон опустил глаза и замолчал.

– Антон, – Артем нахмурился, – в чем дело?

Мальчик помотал головой: ни в чем.

– Ну-ка, выкладывай, – приказал Артем.

– Мама очень хорошая, только из-за своей доброты… из-за нас… не смогла устроиться в жизни.

Артем не стал уточнять, но ждал продолжения. Антон набрался храбрости и сказал:

– Я знаю.

– О чем?

Мальчик поднял глаза:

– О том, что все мы усыновленные, а не родные.

О как! Так! И как реагировать на такое признание?! Артем потянулся за трубкой, долго выбивал ее – и так чистая – долго набивал табаком, долго раскуривал. Наконец, спросил:

– Давно?

– Полтора года.

– Откуда?

– От бабушки.

– А мальчишки?

– Вовка точно нет, Димка – не знаю. Я не спрашивал.

Артем докурил трубку, выбил пепел.

– Жизнь, порой, закручивает в такой переплет… У тебя нет родителей – у меня были дети – два сына, а сидим мы с тобой тут и сейчас: ты – мой сын, я – твой отец. Вот так!.. А мама у тебя замечательная…

– Да чтоб тебе!

Разговор прервался самым необычным способом. Артем с Антоном переглянулись и направились в коридор, посреди которого Маша ругалась со стиральной машинкой, потому что «Малютка» отказывалась стирать белье. С точки зрения техники, за продолжительные годы неимоверно тяжелого труда она заслужила выхода на пенсию и по выслуге, и по старости, и по износу, и отдыха, а лучше – забвения где-нибудь в сараюшке.