Иван Быков - КоД. Коротко о Длинном

– Любишь? – Савва пожал плечами. – Да какая любовь в нашем возрасте? Удобство, привычка – это со временем, секс. Пафос, – как без него? – чтобы на люди выйти было не стыдно. Чтобы друзья – не ты, не ты, другие – завидовали. Забота какая-никакая. Вроде, справляется.

– Каждому Солнцу нужна Луна, – улыбнулся Антон. – Без маленькой Луны даже большому Солнцу иногда становится грустно…

– Эка ты загнул! Прибьем огонь? Замиля уже несет тарелки.

– Погоди минут пять-шесть, – остановил друга Антон. – Пока накроют, все будет готово.

Замиля с улыбкой несла стопку пустых тарелок для сервировки. Поверх тарелок позвякивали вилки и столовые ножи.

– Может, что помочь? – крикнула с порога Альвина.

Замиля кричать в ответ не стала – она всегда разговаривала негромко, находясь рядом с собеседником. Расставив тарелки, подруга Антона вернулась в дом. На крыльце что-то тихо сказала Альвине. Та кивнула, загасила сигарету о чугунные перила, выкинула в пепельницу (для гостей, хозяева не курили), после чего женщины скрылись за входной дверью.

– Вот теперь пора, – Антон кивнул на угли.

– Согласен, – ответил профессионал-кулинар и, взяв кочергу, принялся разбивать самые большие «валуны» и не прогоревшие еще поленца, чтобы те не вспыхнули в процессе готовки.

Девушки справились быстро. Бокалы, салаты, знаменитые пироги Замили, запотевшие кувшины с морсом и компотом, несколько бутылок из погреба, несколько видов соуса, просто нарезанные свежие овощи – все это компактно расположилось на столе в считанные минуты. Замиля провела отличную подготовительную работу.

Расселись, выпили, улыбнулись друг другу. Шашлык улыбнулся ароматом – он был почти готов, оставалось лишь дважды-трижды провернуть его на шампурах.

– Мы говорили про любовь, – напомнил Савва.

– Не совсем, – исправил Антон. – Мы говорили о любви и сексе.

– О! в сексе я совершенно непоследователен! – воскликнул Савва. – Зато весьма последователен в любви, – тут же добавил, заметив, что Альвина нахмурила бровки.

– И за что ты меня полюбил? – каверзно спросила двадцатилетняя нимфа, приготовившись слушать панегирики.

– Как за что? – удивился Савва. – За короткую юбку, высокий каблук и широкую резинку чулок. И, несомненно, – за тонкий ум.

Последнее замечание спасло Савву от новой морщинки меж бровей. Авелина решила тут же проявить тонкость ума.

– А вот Вы, Замиля, – спросила Альвина, – за что любите Антона Несторовича?

– Я родилась, чтобы носить ему пиво по утрам, – просто ответила Замиля.

– Восхитительно! – возрадовался Савва. – Это звучит более проникновенно, чем любое признание в любви!

– Шашлык готов, – объявил Антон, чтобы сменить тему; ему было слегка неудобно, но очень приятно.

– В «Стейк-хаус» требуются непьющий сомелье и повар-вегетарианец! – возвестил Савва, с любовью глядя на румяное мясо.

Но тему менять никто не собирался. Тема любви, как говориться, плотно зашла в беседу. Тем более, что может быть основательнее для начала разговора, чем тема любви? Правда, говорили не только о ней и не столько о ней. Говорили около нее.

– Вы слишком хороши для Антона, – не унимался Савва. – И я считаю, что самое дикое извращение – любить хороших девочек. – И тут же обратился к Альвине:

– Слушай, немедленно перелюби меня: перестань любить за то, что я красивый, полюби за то, что я умный. И я тебя с ума за красоту перелюблю.

Альвина не поняла веселого сарказма, но на всякий случай улыбнулась и сочла нужным что-то молвить в ответ. И молвила:

– А мы с Саввочкой замечательные друзья.

– Дружить вместо или после любви – все равно, что жить после смерти, – сказал Антон, втискивая разнос с дымящимся шашлыком между блюд.

– Да ты, братец, философ, – констатировал Савва, произнеся слово «философ» с отчетливым ударением на последнем слоге.

– Нет, всего лишь отельер. Вот мой отец был действительно философ. И замечательный историк, – с грустью вспомнил Антон Несторович.

Савва почувствовал и понял грусть товарища, а потому постарался вернуть течение беседы в прежнее русло. Вернее, попытался смешать любовь и философию пространным монологом.

– Требовать от любви верности – все равно что требовать от тигра стать вегетарианцем, – многозначительно сообщил Савва. – Человек, способный любить, не сумеет жить в монохромном мире. Само умение любить будет раскрашивать мир в яркие краски и призывать к новым свершениям. Другое дело, что существует социальный договор. Именно его нарушение и называют в быту супружеской неверностью. Но любой юрист скажет: разумность – один из основных принципов любой договоренности. И тут снова возвращаемся к тигру-вегетарианцу.