Анна Таури - Несущие Свет

Имена, имена, имена, никаких названий. И вдруг я наткнулась на свое имя. Долго не могла поверить. Трижды проверяла, будто мое и так никудышнее зрение решило вовсе меня обмануть. Нет. Я.

Любопытной Варваре… Оглянулась, как вор – и открыла. Рассказ. Три листика, а там… Катились по щекам слезы, размывали строчки. Три листа. И в них была вся я, вся моя жизнь, было все, что…

Я долго не могла поверить.

А потом еще больше удивилась, увидев дату написания… Откуда она уже Тогда все это знала? Как это вообще возможно? Там была вся моя история, до сегодняшнего дня и даже дальше…

Перелистала остальные. Такие же рассказы – разные, простые, смешные, добрые и грустные, с приключениями, но неизбежно хорошим концом. И опять мой. Все так и было.

Страшно хотелось закурить, хоть обычно я и не курю. Но тут желание стало непобедимым – затянуться дымом, горьким, обжигающим горло, глубоко-глубоко, так, чтобы в каждую клеточку тела. И не думать… Вдыхать едкий дым до головокружения, и чтобы ни одной мысли…

Пришлось выйти на улицу за сигаретами, а как только вернулась, чуть закрыв за собой дверь, наконец затянулась, прижалась спиной к стене и медленно сползла по ней.

Отрешенность. Закрыть глаза. И только дрожь по телу. Три листа. Черные буквы. Чья-то жизнь. В данном случае, моя. Откуда она знала? Тогда?

И что, те другие имена, там тоже? Кипа бумаг… Это же сколько людей, сколько жизней! Я снова зашла в комнату. Стопочки файлов и папок теперь валялись в творческом беспорядке на полу. Имя. Я начала вспоминать. Кого-то, о ком бы она говорила мне тогда. Интересно, а Марго тут будет? Через несколько минут, чуть было не отчаявшись, нашла. «Марго К. 3Б класс». Я помню, как она рассказывала тогда об этой удивительно талантливой, но очень замкнутой девочке, и о ее проблемах в семье. Здесь же все было тонко и радостно, и тоже… на много лет вперед.

Порывшись, нашла телефонную книжку Елены Андреевны. Номер Марго действительно оказался там. Маму звали Наташа. Молясь, чтобы цифры остались теми же и чтобы кто-то был дома, я набрала номер, слушая грохот бьющегося сердца. Женщина взяла трубку. Я сбивчиво представилась новой школьной учительницей, которая решила поинтересоваться учениками, и расспросила об успехах Марго. Все совпадало. Мало того, мама была вне себя от радости, так как они только вернулись с конкурса, который Марго выиграла…

И вдруг я поняла. Она не знала, она… она писала… Писала и исправляла наши судьбы.

Начала листать дальше. Дима, Паша, Антонина, Сергей, Света, еще одна Нина. Посчитать бы. Вот тебе и школа. «Дети… на них еще можно повлиять», – вспомнилась мне задумчивая Елена Андреевна. Светлая, большая, роскошные волосы, словно крылья. Могло ли так все быть? И что же такого читала она в наших судьбах, чтобы переписывать их ночами, чтобы менять по своему велению, чтобы брать на себя ответ за нас, чтобы без спроса нести горстями счастье? Я прочитала еще несколько листов, дальше не стала лезть. Судьбы. Все удачные, добрые. Все начинаются с конфликта, а разрешаются радостью.

Мне вдруг показалось, что она отдала нам всю свою радость. Сможем ли мы правильно пронести ее на плечах? Незаслуженную, вплести ее в жизнь мира, сделать его лучше… Хотя, что это я? Она уже за нас все сделала… Когда одному человеку в мире становится светлее, то и всему миру тоже. А теперь посчитать, сколько здесь нас…

Ангел?

Ведьма?

Фея из сказки?

Что за чудо из чудес два с половиной года жило за стеной, а я и не замечала?

Тайна.

Загадка.

Елена Андреевна.

Все, заканчиваю писать. За окном светает. Значит, пора спать. Сегодня (уже вчера) целый день гуляла по городу. Он прекрасен. Купила краски, холсты и много кистей, дорогих, хороших. Наконец-то. Завтра буду рисовать. Три года. Как же я соскучилась по рисованию.

Видела вчера одного дедушку. В метро. Совсем старенький. Он держал листок с цитатой и надписью «Разобраться». Я так смеялась. По-доброму, конечно. Ему уже на тот свет пора, а он все «разобраться».

Хочу его нарисовать.

Мне кажется, я смогу ему подсказать.

Только это будет утром.

А сейчас спать.

Глаза беспощадно жгли и болели, безоговорочно требуя сна. Но спать было нельзя, в эту ночь – ну совсем нельзя. Никак.

Чашка горячего молока дымилась в руках, а за тускло освещенным окном все темнее сгущалась ночь – та ночь, в которую что-то должно было обязательно решиться. Что-то очень важное. Ночь, которую пропустить нельзя.