Алина Николевская - Недолгое счастье Фёдора Макарова

– Ты за новостями следишь? – спросил между тем кадровик, явно настраиваясь на долгий разговор.

– Да не очень, – сказал Фёдор. И соврал, ибо, вернувшись из тайги, едва ли не в ежечасном режиме мониторил федеральные и местные СМИ на предмет появления сообщений о пропавшем вертолёте. – А что, случилось что-то серьёзное?

– Для Мосунова – да. – Кадровик ладонью взъерошил волосы. – В марте этого года был арестован генеральный директор космического центра «Восточный». А за несколько лет до этого был арестован, если ты помнишь, главный инженер космодрома с группой пособников. Среди них был и наш Мосунов, получивший пять лет в колонии-поселении. И вот, отсидев три года, он условно-досрочно освобождается в апреле. И нате вам, тут же получает повестку от следователя! Генерального замели, и его вызывают по новому делу, как свидетеля. Как тебе сюжет, а?

– Жалко, мужика, – сказал Фёдор, хотя никакой жалости к Мосунову не испытывал. – Теперь понятно, почему он рванул в Китай,

– А что ему оставалось делать? – кадровик развёл руками. – У нас ведь как – пойдёшь к следаку, как свидетель, а выйдешь – с подпиской о невыезде. А там и до нового тюремного срока недалеко.

– Как вы думаете, вернётся назад? – задал Фёдор главный, мучавший его вопрос.

– Думаю, не вернётся. – Главный менеджер по работе с кадрами покачал головой. – В тюрягу его здесь закатают точно, уже как рецидивиста. Это к бабке не ходи. И потом, если честно, мало, что его здесь держало. Жена от него ушла, дети разъехались. Вот он и отправил повестку в мусорное ведро, а сам отправился во Внутреннюю Монголию. Там на границе с провинцией Шэнси самые большие угольные разрезы. И жить там можно – вполне себе не тужить. Жильё дешёвое, еды навалом и заработки приличные. Мастер шахтной поверхности, к примеру, получает в пересчёте на доллары около двух тысяч в месяц. Плохо ли, скажи?

– Скажу, что всё-то вы знаете. И ничего от вас не скроешь.

Фёдор произнёс эти волшебные слова не только с целью польстить начальнику, снабдившему его ценной информацией, но и чтобы навести на ложный след. И, кажется, ему это удалось.

– А то, – заулыбался чрезвычайно собой довольный кадровик. – Работа у меня такая. Будешь во Внутренней Монголии – Мосунову привет передавай.

– А то, – ответил в той же манере Фёдор. И, посчитав визит законченным, вышел из начальственного кабинета, полный сил и оптимизма.

Причина было простой: после разговора с кадровиком он окончательно уверовал в то, что найденные в каньоне миллионы подарены ему Судьбой, а Мосунов являлся никем иным, как её посланником, призванным рассказать, как эти миллионы можно легализовать. Тогда, в тайге Фёдор этого не понял, лишь копил глухое раздражение. Типа, где он, и где те огромные деньжищи, о которых талдычит этот мутный тип, таскающийся за ним по горам с тяжёлым рюкзаком, набитым инвентарём и кусками пустой породы. Раздражение временами переходило в тихое бешенство с желанием отрубить рассказчику голову мечом. Кстати, если кто помнит, с Иоанном Крестителем, который тоже был своего рода посланником, именно так и поступили.

Фёдор ничего не знал ни об Иоанне Крестителе, ни о постигшей того участи. Зато он узнал об участи, постигшей Мосунова, который, не без санкции высших сил, был, по исполнении своей миссии, нейтрализован путём отправления на чужбину с билетом в один конец.

Сообщивший об отъезде Мосунова кадровик владел лишь голой информацией, сакральная же суть этой истории была понятна только Фёдору, что укрепляло его в ощущении избранности.

Таким образом, все части пазла сложились в единое целое. Невозможное стало возможным. Путь на Москву был открыт.

Оставалось лишь восстановить в памяти всё, о чём говорил Мосунов. И желательно в деталях.

Вначале инженер просто врал, заявляя о своей полной невиновности. Обвинял судей в предвзятости и продажности, проклинал свидетельствовавших против него в суде своих коллег и сотрудников космодрома «Восточный», ужасался условиям содержания в СИЗО, где в камерах вместе с приличными людьми сидят злодеи, изверги, мучители, настоящие звери в обличье людей. Но самую жгучую ненависть он испытывал к следователям, которые путём угроз, запугивания и даже прямого физического насилия вытрясли из него честно заработанные деньги. В ходе дальнейшего повествования, однако, выяснилось, что это были не совсем честные деньги, а если говорить прямо – совсем не честные, а наворованные. И было их так много, что Мосунов в бытность инженером на хорошей должности всерьёз озаботился проблемой их легализации.