Ольга Дарфи - Электричество. Роман-нарратив от создателя фильма «Я – Гагарин»

Вопросы к отцу копились, а он все не появлялся. Все шло к тому, что надо форсировать события и обрести отца немедленно. С одной стороны, формально у меня был отец, сухопарый человек с колючим взглядом, вздернутым носиком и быстрыми движениями, мама развелась с ним в мое пятилетие. Но, с другой стороны, человек, у которого нельзя узнать про свою удивительность, не может быть отцом. Я немела в его присутствии. Моим отцом должен быть кто-то другой.

Летом меня отвезли в деревню под Лугу. В черных деревянных домах, разбросанных по пяти холмам, среди зеленого моря высокой травы жили пять древних старух. Одна из них, встретив меня, трясла головой:

– Ох, бедовая девочка растет, ох, пороть ее некому!

У другой старухи, круглой и доброй, как дрожжевой оладушек, мы снимали дом, моя бабушка, кошка Пуся и я. Там у меня и появился отец.

Я ползала под елью и собирала все подряд. Потом сидела с корзиной лесных даров и размышляла, как применить свежие шишки, спелые желуди и причудливые ветки, уютные и пахучие. Из всего этого и сложился симпатичный дружелюбный человечек. «Он вполне может быть моим отцом, назову его Шишан», – пришло озарение. Имя для отца не самое подходящее, но какое уж пришло в голову.

Мы с Шишаном дружили все лето. Я рассказывала ему, как ненавижу косы и черную икру, зачем веду дневник наблюдений за кошкой Пусей и почему ворую еду из холодильника.

Когда пришло время уезжать, я решила забрать Шишана в город, с любовью упаковала в пакет и припрятала в бабушкину сумку.

Приехав в городскую квартиру, первое, что я обнаружила, что Шишана в бабушкиной сумке нет. Я оглянулась. Не было его и среди разбросанных по комнате вещей.

Истошный рев отчаяния огласил помещение, бабушка побежала за настойкой пиона. Она виновато и беспомощно разводила руками, да, она выкинула из сумки старые поломанные шишки. Зачем мусор тащить в город?

Пришлось мириться с потерей, выбора не было. Никто не собирался тащиться три часа в Лугу, чтобы забрать моего «отца». Тем более Шишан ничего не мог рассказать о моей удивительности.

А потом я сама себя подстригла. Вяла ножницы, отрезала косу, сложила ненужный придаток в пакетик и вынесла на помойку.

Мне никто ничего не сказал, но бабушка повела меня к доктору. Серьезный пожилой профессор посоветовал давать на ночь валерьянку, не смотреть телевизор (в нашем доме его и не было) и не читать волнительные книжки. Книги, ножницы и на всякий случай ножи и вилки стали аккуратно от меня прятать.

Когда мне требовались ножницы, я без труда находила их на дальней верхней полке. Книги, все без исключения волнительные, читала под одеялом с фонариком.

В новой школе, где я оказалась после нашего переезда, вопрос о моей удивительности быстро рассеялся, возможно, это было связано со стрижкой. Превращение удивительного ребенка, который всем помогает, в злого звереныша, который всех бьет, произошло так стремительно, что бабушка, разочаровавшись в докторах, истово и троекратно осеняла меня крестным знаменем перед выдворением в школу и, перекрестившись сама, долго била земные поклоны.

В эти дни мы с мамой и отправились покупать зимнее пальто. В «Детском мире» на втором этаже пылилось небольшое войско серо-коричневых клетчатых пальтишек. Бурая полоска овчинки у горловины усиливала отчаяние.

Мама стонет.

– Боже… а для девочек… неужели ничего нет?

Продавщица сонно пожимает плечами.

– Это и для девочек, и для мальчиков.

И тогда мы отправляемся в «Ателье индивидуального пошива».

Меня обмеривают: надо поднять руки вверх, отвести в сторону, не вертеться. Надо три раза приезжать на примерку: все то же самое, дышать, не дышать, руки поднимать, опускать, стоять смирно. Я все выдерживаю, и чудо случается.

Через пару недель я выхожу из-за пластмассовой ширмы, а на мне красуется ярко-голубое приталенное пальто с рыжим лисьим капюшоном и пушистыми помпонами на длинных веревках. Я кружусь и задыхаюсь, а закройщицы дружно аплодируют. Мама мной гордится.

На следующий день в пальто с лисьим капюшоном я бодро отправляюсь в школу.

Как только бабушка скрывается за поворотом, сильный толчок в спину валит меня с ног. Еще пять минут, и я вываляна в мутной жиже песка и снега. Еще минута – и я лишаюсь помпона.

На перемене пробегавший мимо раздевалки парень разодрал мой лисий капюшон.

Бабушка не ругалась, капюшон починила, недостающий помпон мы восстановили, чтобы не заметила мама.

Но вскоре я настойчиво потребовала серое пальто в клетку с бурой овчинкой вокруг шеи. Я визжала и отказывалась ходить в школу. Мама сдалась. Мне купили серую робу с коричневым воротником, такую как у всех.