Это был шанс. И я его упустил…
В голландском аэропорту Схипхол я был уже свободен, правда, находился в зоне для транзитных пассажиров, оттуда нет выхода в город. Вместо того чтобы лететь в Киев, я подошел к полицейскому… и попросил политического убежища! Меня тут же сняли с рейса, отвезли в центр для беженцев, накормили и дали адвоката.
С адвокатом, солидным полнеющим дядькой лет 60-ти, я общался два часа. Через переводчика, разумеется, государство предоставило. Выслушав мою историю, адвокат покачал головой:
– Все, что я могу для вас сделать, это затянуть с помощью бюрократической волокиты ваше дело месяца на три. Потом вас депортируют, эти три месяца вы просидите в тюрьме, в комфортных условиях, но без права выхода в город. Если вы согласитесь на немедленную депортацию – проведете в тюрьме два дня и улетите домой.
И я, дурак, согласился…
Меня разместили в светлой одиночной камере. Стены в ней были салатно-желтого цвета. За пуленепробиваемым окном виднелся тюремный парк. У окна стояла кровать с одноразовым синтетическим бельем. В углу – сиял модернистский унитаз из нержавеющей стали. Я остался один и понял, какую совершил глупость. Мне выпал шанс, нужно было хвататься за эти три месяца, а там видно будет… Не выдержав нахлынувших эмоций, я зарыдал…
Ко мне в камеру забежал охранник, точнее охранница – высокая худая блондинка в форме, с дубинкой и пистолетом. В тюрьме было видеонаблюдение. Она… села рядом со мной, обняла и стала успокаивать… Гладила меня по голове как ребенка и что-то тихонько говорила по-голландски… А потом принесла мне стопку книг. На русском языке не было ни одной…
Чтобы поднять мне настроение, тюремщики разыграли из депортации настоящее шоу. Меня посадили в полицейскую машину и повезли в аэропорт. А там… включили мигалки, выскочили на летное поле и подвезли прямо к трапу самолета. На руки мне надели наручники, и четверо полицейских, сделав зверские морды, завели меня в самолет авиакомпании KLM.
Документы передали пилотам и попросили раньше Киева на руки мне их не выдавать. Когда все расселись, наручники сняли, полиция покинула самолет и дверь закрылась. Мы взлетели.
Знали бы вы, как восторженно смотрели на меня голландские бортпроводницы! Худой, в рваных джинсах, со спутанными волосами до плеч – я сидел в кресле, а мне все несли и несли еду и выпивку, вне очереди и ограничений!
Женщины, они все-таки любят тарзанов!
Братислава
или три дня до счастья
Изя и Петрович шли по направлению к украино-словацкой границе с целью её пересечь. Опытный взгляд Петровича отмечал малозаметные признаки приближения Европы. То здесь, то там появлялись домики с остроконечными черепичными крышами, цветá зелени, неба, гор становились всё более насыщенными, а их сочетания гармоничными. Обо всём этом он и рассказал Изе, выходившему из кустов и застёгивавшему на ходу штаны.
– Да, – согласился Изя, – всё так и есть. У меня даже моча стала другого цвета.
«Изя и Петрович», каноническое издание, стих 39
От дождя я решил укрыться под железнодорожным мостом. Это была плохая идея. Вода, повинуясь геодезическим линиям, стекала под мост со всех сторон, и скоро я оказался посреди болота. Выбираясь из него, я поскользнулся и упал в грязь. Шел мой первый день в Братиславе…
Удивительно, как легко теряется человеческий облик! У меня это получилось за день – перемазанный грязью, мокрый, голодный, сутки не спавший, я шел по старинным улицам Братиславы. Они сияли после дождя как-то особенно ярко. Все здесь было чужим, странным, красивым, непривычным для луганского взгляда. Дома с черепичными крышами, гладкий черный «ненашенский» асфальт. Пропорции окон и дверей. Разноцветные многоэтажки. Листочки расписания движения трамваев на остановках, и сами трамваи – чистые, светлые, зовущие на них прокатиться!
Сиянье мира было настолько прекрасным, что мне неожиданно стало хорошо. Желудок, правда, все так же прилипал к позвоночнику и я смутно осознавал сквозь пелену эйфории, что нужно что-то делать.
Волна радости начала ниспадать и опустилась до холодного ужаса. У меня в карманах ни копейки, точнее ни кроны, хотя словаки говорят «коруны». До дома две тысячи километров. А потом волна поднялась вверх, захватив с собой страх, и мне стало хорошо и жутко одновременно. Я удивился этому феномену, а на асфальте что-то блеснуло. Это была десяти кроновая монетка.
Читать дальше