Мария Соловьёва - Не ищите песок в Антарктиде

– Куда?

– К Мише. Сейчас тебе позвонят.

– С чего ты… – я не договорил. Смартфон закурлыкал и высветил Мишкину аватарку, фотку далёких времен, когда тот просто бухал после каждой проданной картины.

– Миха, я уже на пути к тебе! – на всякий я приврал. Мишка, когда ему было плохо, истерично требовал мгновенного моего приезда.

– Это не Миша. Это Ира, – хлюпнула трубка незнакомым девичьим голосом.

– Какая Ира?

– Мишина сестра двоюродная из Мурманска, ты меня помнишь, Дим?

– Э… ну да. Что случилось, где Мишка?

– Дим, приезжай скорее, ему плохо! Я тут одна, приходил какой—то неприятный парень, напугал меня… а Миша лежит и дышит нехорошо. Скорая как узнала адрес, сказала в полицию звонить, мол, они замучились в этот притон выезжаааааать… – она разрыдалась уже основательно.

– Так, прекращай, я сейчас!

Не глядя больше на Димитрия, я схватил первые попавшиеся шмотки, бумажник и ключ от машины. Вернее, хотел схватить. Потому что архангел мой меня опередил и накрыл ключ ладонью:

– Ты пил. Езжай на такси.

– Какое такси! Там Мишка может умирает, отдай!

– Такси. Успеешь. – его рука была как у бронзовой скульптуры, не сдвинуть.

Я выругался и метнулся к двери, но и тут он меня задержал. Встал между мной и дверью и протянул фотографию:

– Возьми. Я не могу идти с тобой, но должен быть рядом. Ты будешь слышать меня.

Я на автомате сунул фотку в карман и выскочил за дверь. Такси подъехало быстро, и меньше, чем через полчаса я уже ломился в мишкину квартиру. Открыла Ира и я ее еле узнал. Сколько помню, она была всегда плотной такой обаятельной веселушкой, сдобная булочка с чрезмерно синими глазами. Теперь передо мной стояла худющая полупрозрачная девица с отёкшим лицом.

– И ты туда же! – не удержался я в ответ на ее хлипкий «привет».

– Куда? – она застыла на пороге и мне пришлось отодвинуть ее к стене.

– Ну не знаю. Дуешь, ширяешься, как там у вас оно называется.

Всё это я проговорил по пути в комнату и не расслышал возмущенный шелест Ириного голоса. Я очень не любил тут бывать. В крайнем случае, когда Мишка не мог встать с постели, я приезжал и привозил ему еду или лекарства. Раньше, когда он еще был вменяемым, я привозил краски, чтобы он писал и хоть как—то удерживался по нашу сторону реальности, но потом он стал и их продавать. Мебели у Мишки почти не было. Диван, кривой журнальный столик, табуретка и мольберт. Встроенный шкаф оказался в выигрыше – его нельзя было продать или обменять на дозу.

Мишка лежал, запрокинув голову, и смотрел в потолок. Кадык его казался застрявшим в горле куском, от которого можно задохнуться и умереть. Впалая грудь не двигалась, и я в приступе паники заорал:

– Миха!

– Чо орёшь? – его блёклые глаза по—прежнему смотрели на что—то, мне не видимое.

– Фу, испугал, скотина!

Я сел перед ним на корточки, потому что ноги не держали. На секунду я уверился, что передо мной труп. Выглядел Мишка ужасно, но судя по всему, прямо сейчас помирать не собирался.

– Он так второй день лежит… хрипел сильно… я так испугалась… извини, что позвонила.

Подошедшая Ира нерешительно мяла в руках чистое до хруста кухонное полотенце, откуда только она его вытащила.

– Поговори с Ириной наедине.

Я нелепо подпрыгнул, если это вообще реально сделать, сидя на корточках. Потому что это был голос Димитрия. Он звучал из моего нагрудного кармана, то есть, с фотографии.

– Ты чего? – Ирина вытаращила на меня опухшие глаза, из которых будто выплакалась вся синева.

– Ничего. Чаю нальешь?

– Да, конечно, – засуетилась она и вышла.

Я пошел за ней и снова обалдел. В пустой облезлой кухне на полу лежал надувной матрас с чистым бельем, на столе, застеленном только что купленной клеенкой, стояла одноразовая посуда и новенький электрочайник. Даже запах был не такой мерзкий, как обычно.

– О, так ты тут живешь?

– Да, – смутилась она. – Приехала неделю назад. Лечиться.

– Ну, хоть ты спрыгнешь, – одобрительно кивнул я.

– Откуда спрыгну? – переспросила она и тут же ахнула. – Ты что, решил, что я тоже наркоманка?

Я пожал плечами.

– Идиот, – прогудел Димитрий из кармана.

Ирина посмотрела на меня затравленным зверьком и отвернулась:

– У меня сердечная недостаточность и еще всякое. Встала на очередь по квоте. У вас можно быстрее попасть на операцию, чем в нашем городе. Миша сказал еще год назад, чтобы приезжала, если не противно. Мне не противно, я жить хочу.