Мария Соловьёва - Не ищите песок в Антарктиде

– Какого такого контракта? По продаже души, что ли?

– Ох… люди смотрят слишком много фильмов. Твоя душа мне не нужна. Контракт рабочий. Мой. Ты – моя работа, понял?

– Не совсем.

– Тогда слушай и поправляй, если я ошибусь.

Он подошел к кровати и присел на край. Я на всякий случай отполз подальше и отгородился подушкой, а он стал вещать:

– Ты страдаешь от несчастной любви. Юлия оставила тебя из—за того, что ты в свою очередь не хотел бросить друга—наркомана, которого, в отличие от любимой девушки, знаешь всю жизнь. Пообещав ей не общаться с ним, ты продолжал, и однажды она это узнала. Ты понимаешь стремление Юлии оградиться от подобных людей, но также осознаёшь, что у твоего Миши нет никого, кроме тебя. И малодушно надеешься, что он скоро умрёт, и ты сможешь вернуть Юлию. Так?

Меня всего скрючило изнутри, будто у мыслей и ощущений тоже бывают судороги. Ответить я не смог, только сглотнул. Тряпочный архангел Димитрий, или кто он там на самом деле, подождал немного и продолжил:

– А еще ты гонишь от себя мысль, что, если бы Юлия любила тебя так же сильно, как ты ее, она бы не ставила условия. Да?

– Да, – ответил я, но звука собственного голоса не услышал.

– Ты приписываешь случайным событиям важный смысл и в неудачах на работе винишь в первую очередь себя, хотя прекрасно знаешь, что вытворяет Зотов, и как он получает новые проекты. Этот снежный ком растёт, его тяжесть скоро станет для тебя неподъемна и останется только два варианта.

– Ка… какие? – просипел я с трудом.

– Смерть немедленная или отложенная. В качестве немедленной ты придумаешь высотку, на крыше которой вы с Юлей впервые поцеловались. Тебе помешают, тогда ты присоединишься к Мише и сгоришь от некачественного героина за три месяца.

– Что… что же мне делать?

– Вот. Это и есть моя работа. Будем предотвращать. Готов?

Мне вспомнился улыбчивый стоматолог из далекого детства. Тогда мы с Мишкой, семилетние оболтусы, вдвоем отбили бездомного щенка у своры пацанов из соседнего двора. В результате собаку спасли, но я очутился в зубной клинике. Так вот, тот врач сначала долго хвалил меня за человеческий поступок, отвлекал от предстоящего процесса, а потом спросил, готов ли я. Не знаю, почему, я ответил этому Димитрию так же, как тому врачу:

– Если будет не больно, то готов.

– Не больно только мертвым. Но потом отпустит. Поверь.

Пока я думал, что возразить, он встал, взял с пола мой смартфон и быстро—быстро забегал по нему длинными пальцами. Потом отдал мне гаджет и вежливо так отвернулся, как банковский служащий, когда ты вводишь пин—код в банкомате. Мне трижды пришлось перечитать то, что я увидел на экране, пока дошло, что он хакнул все Юлькины аккаунты. Я отбросил смартфон, будто обжегся. Димитрий вздохнул, продолжая смотреть в стену:

– Читай, так нужно.

Я и сам понял, что не могу удержаться. Есть что—то мазохистское в чтении, не предназначенном для тебя. Я прыгал между мессенджерами ее подруг и мужчин, наливаясь то злостью, то отвращением, то обидой, то недоумением, то даже грязным возбуждением. Внутренний вопль, что это ошибка или подстава, быстро заглох. Я слишком хорошо знал ее любимые словечки, желания и позы. И, как оказалось, совсем не знал ее саму. Когда я уронил гаджет на пол, Димитрий, всё это время сидевший без движения, прошептал:

– Мне жаль.

Я не ответил. Голова была занята простой мыслью. Сколько минут мне осталось жить до обширного инфаркта, инсульта, или чего там случается с людьми при таком раскладе. Потом всё-таки я выдавил:

– Что ты там говорил про немедленную смерть?

– О, этого уже не случится, – оживился он. – Ты вряд ли теперь захочешь посетить место вашего первого поцелуя. И насколько я могу судить, ты пересмотрел ценность ваших отношений.

Я попытался соединить половинки головы, которые, казалось, разъезжаются в стороны. И ради неё я совсем недавно думал о Мишкиной смерти! Этот архангел ни черта не смыслит – только я кругом виноват!

– Э, нет! Так мы не договаривались, – он решительно встал, будто услышал мои мысли. – Собирайся!

– Куда? Ночь на дворе!

– Вообще-то не совсем.

Димитрий распахнул шторы, и я зашипел – до того больно стало глазам от пронзительного света. Обалдеть! Минимум полдень! Это ж как такое возможно?

Потом я второй раз обалдел, когда понял, что архангел мой пропускает солнечные лучи. А ведь он стал для меня почти реальным.

– Я условно реальный, скажем так, – он снова ответил на мои мысли. – Запомни, это не сон и не белая горячка. Это важное событие для тебя и для меня. Одевайся.