Владимир Ситников - Три сестры и Васька

Сыграй, милая гармошка,

В сельмаг послали босоножки.

Мои ножки топнули,

Босоножки лопнули.

За прилавком я стою,

Дефициты раздаю

И подружкам, и родным,

Председателям своим.

Спать не любит наш Фомич,

С рассветом поднимается.

А те, кто любят магарыч,

На работе маются.

В Коромысловщине грязь,

Комбайн по ступицу увяз.

Ох, весёлая пора —

Комбайн тянут трактора.

Я по улице хожу,

Председателя бужу.

Председатель, выдай замуж,

Я доярочку рожу.

Сыграла всё гармошечка,

Взбодрила вас немножечко,

А как праздник провожу,

Гармонь на полку положу.

Все Василисины намёки продавщице, пьянчугам, хоныге Матвею Исайкину и председателю Григорию Фомичу поняли коромысловцы. Усердно хлопали. А продавщица в слёзы. Пришлось самой Анфисе Семёновне ходить за хлебом, потому что на Ваську продавщица даже смотреть не хотела.

Председатель колхоза Григорий Фомич растрогался и сказал Ваське:

– Бес ты, а не девка, – и вручил дефицит – коробку конфет, а «подкидыши» надули губы. Ну, Васька, погоди. А Ваське хоть бы хны.

Ну а Ивану и после концерта пришлось играть. Всю новёхонькую рубаху на животе истёр. Старался по полной оправдать покупку гармони.

О том, что неспроста так чувствительно подыгрывал песням агронома Бушмелевой Иван Чудинов, кое-кто догадывался, а Васька открыла это в поле, когда дожинал отец ячмень около деревни Опаринцы. Там поле сырое и пришлось жать уже по застылку. Васька была у него вроде помощника комбайнера. Нравилось ей управлять «Колосом», хотя никаких прав у неё не было, но уверенно работала. С малых лет рядом с отцом у штурвала была. Постигла.

Подъехала как-то на мотоцикле к их комбайну агроном Галина Аркадьевна. Беретик модный, на бочок, куртка новенькая, красная, вся на молниях. Отец сразу комбайн остановил.

– Работаем? – спросила агрономша.

– Нет, блин, отдыхаем. Вон с пяти утра катаемся, – откликнулся он.

– Как намолот?

– Да какой намолот. Солома одна, – разочарованно поморщился отец.

Говорили о привычном, обычном. А отец вдруг с комбайна сошёл, наказал Ваське, чтоб управлялась без него. Он же съездит за запчастью в мастерские. Галина Аркадьевна довезёт. Когда он вернётся, бункер ещё не наполнится. Урожаишко-то так себе на этом участке.

Ведя комбайн, ухватывала краем глаза Васька, что поехала агрономша с отцом вовсе не в Коромысловщину, а в лесок. Неспроста это. Нехорошо.

Когда подкатил на уазике одновременно с бортовой машиной, отвозившей зерно, председатель Григорий Фомич, то сильно удивился, не увидев отца.

– Одна что ли работаешь, Васька? – спросил он.

– У папки живот схватило, – сказанула первое, что в голову пришло, – скоро вернётся.

Отец и правда тут же появился.

– Ну что, живот-то перестал болеть, – спросила Васька, чтоб отец догадался, какую она причину придумала для того, чтоб оправдать его отсутствие.

– Вроде отпустило, – откликнулся отец. – Не то поел, вот и схватило.

Она-то знала, что вовсе не за тем был отец в лесочке.

На другой день на поле услышала Васька голоса. Напористый, требовательный Галины Аркадьевны и растерянный, виноватый – отца.

– Заварил, Ванечка, кашу, так и не жалей масла, – почти с угрозой говорила она.

– Да как? Ведь четыре девки, – словно оправдывался отец.

Это была вторая отцовская тайна, которую пришлось хранить Ваське. Эта тайна мучила её, тревожила и злила больше, чем первая о покупке гармоней.

Отец же будто не замечал, что многие догадываются о его связи с Галиной Аркадьевной. Она же ступала гордо и независимо. Зато Анфиса Семёновна выходила из себя. То и дело смахивала слёзы с ресниц. У Василисы муторно было на душе от этого. Но какой существует выход? Что кинуть камнем в агрономшу, окно разбить в квартире?

Васька как-то подстерегла агрономшу по дороге домой.

– Можно с вами поговорить?

– Что тебе?

– Лучше бы вы уехали отсюдова, – выпалила Васька.

– Это с каких порёнок?

– Все знают про вас. Мне папу жалко, – выдавила она из себя.

– Да чего ты понимаешь? Зачем лезешь во взрослую жизнь? – возмутилась агрономша и, не желая слушать Ваську, ушла в свой профком.

Определённо, Галина Аркадьевна передала отцу разговор с Васькой, потому что отец как-то со вздохом покачал головой.

– Ох, Васька, Васька, Василисушка. Жизнь прожить – не поле перейти. Всякое бывает. И не надо тебе пока молодую головку забивать.

И то, что он не вспылил, не отругал её за вмешательство, ещё больше встревожило её. Неужели может такое случиться, что отец покинет их.