Лена Ребе - Даат

А однажды у него было всего часа три, и мы встретились в пустом офисе какой-то частной фирмы, принадлежащей ещё одному его бывшему ученику. Офис представлял собой небольшую квартирку в центре Москвы, с телефоном, вешалкой, парой столов, одним стулом и почему-то брошенным на пол узким полосатым матрасом. Даже простыней не было. И кому они нужны?..

Каким-то летом он сказал мне, что готов развестись в любой момент. Но только с тем, чтобы немедленно жениться. Ах, ну не могла же я бросить своего калеку!

В конце 1992 года, когда перед окончательным отъездом из России Бен помогал мне решать мои самые неотложные задачи, я как-то упомянула, что, мол, есть ещё один человек, только видимся мы редко. Бен не удержался и начал задавать вопросы, из которых следовало, что на роль этого «одного человека» он примеривает Цака. Мысленно рассмеявшись, я тему сменила. Бена я не виню – и психотерапевт он был хотя и гениальный, но начинающий, и всю окружающую меня толпу знал лично, вот и не устоял перед искушением.

Последний раз мы виделись в Голландии. Я договорилась с хозяйкой дома, и жил он у нас. В доме вечно толпился народ, так что по вечерам мы уходили гулять в парк, выбирая место потемнее. Помню, первый раз, уже возвращаясь домой, он сказал: «Я и не думал, что ты решишься». А я даже не поняла сначала, что он имеет в виду, поскольку единственное, чего я хотела – это быть с ним, и никакая мысль о нарушении общественного порядка мне даже в голову не пришла. Так мы и нарушали бесстыдно этот самый порядок пару недель подряд, до самого его отъезда. Порядок ничего не заметил.

Что это было – страсть? Любовь? Роман? Больше на стихийное бедствие похоже. Но что бы это ни было, оно давно кончилось. Десять лет прошло.

За все эти годы я вспомнила Пели только однажды, года два назад, в переписке с Комом, которая в тот момент из чисто интеллектуального общения начала вдруг почему-то скатываться на более личные, чуть ли не интимные, рельсы. Уж не помню как он этого добился, но в некоторый момент я написала ему очень откровенное письмо с обоснованиями моего нынешнего нежелания завести себе близкого друга. Он немедленно ответил, что когда видел меня в компании с Пели, я казалась ему совершенно счастливой. Интересно, до сих пор помнит! Восемь лет прошло. Ком тогда пригласил нас с Пели пообедать, и я заметила, что он как-то особенно внимательно меня рассматривает. Когда Пели уехал из Голландии, Ком заявил, что Пели – хороший человек, и жена у него тоже очень симпатичная. Они встречались все вместе у Таро в гостях, когда тот получал профессорское звание. «У хорошего человека и жена хорошая», – ответила я. Больше эта тема у нас не возникала. А теперь возникла. Совершенно рассвирепев, я написала ему, что Пели является единственным мужчиной в моей жизни и вероятно в мире, который умеет доставлять только радость и никаких проблем, что я совершенно не собираюсь обсуждать эту тему и предлагаю вернуться к спокойному, сиречь бесполому, интеллектуальному общению. Что мы через некоторое время и сделали.

Воспоминания о прекрасном прошлом – дело затяжное, так что когда они подошли к концу, уже стемнело. Заметив, что я так и просидела всё это время перед экраном компьютера, я решила его выключить и ложиться спать. Только сначала почту посмотреть. Письмо от Пели пришло несколько часов назад. Не думай. Открывай. Я открыла.

Он писал, что искал меня все эти годы, и всех общих знакомых расспрашивал, последний раз – Таро, в прошлом месяце. А мои письма из Америки до сих пор хранит в своём компьютере. Я и забыла, что писала ему оттуда. Ещё он спрашивал, как я живу и чем теперь занимаюсь.

Ну что тут скажешь? Теперь мы целыми днями болтали по интернету, и пламя горело вовсю, как если бы и не угасало вовсе. Удивляюсь, как компьютер не сгорел. По ночам он читал мои книги, а я размышляла о том, что прежний способ лишать его сна нравился мне больше. И чем именно… Но как сказала однажды Татьяна, профессиональный искусствовед, в таких делах самое важное – не перейти тонкую грань между эротикой и порнографией. Будем стараться.

В какой-то момент он прислал мне две свои фотографии – одну с внуком на руках, другую – в виде белоснежного мраморного Зевса. Внук был такой же рыжий и светящийся, как и он сам, и я мысленно пожелала счастья всем его будущим подружкам. Сам Пели ничуть не изменился, только в бороде появились снежные пряди. Мне понравилось. На второй фотографии лежал обнажённый Зевс в натуральную величину. Голова его покоилась на согнутой в локте правой руке, в левой он держал кувшин. А тело было тем самым, которое я знала когда-то, которое так любила, которое… Стоп. Главное, про тонкую грань не забывать. Короче, если бы древний мастер догадался приделать к мраморному телу янтарные волосы, то получился бы у него не Зевс, а Пели, светило современной физики, повелитель комет и галактик, обладатель бесчисленных научных трудов, званий и наград, множества учеников, разбросанных по всему свету, отец по крайней мере двоих детей и дед уж не знаю скольких внуков.