Владимир Лебедев - Путешествие

Сутолока, постоянные неотложные дела и заботы, не позволяющие даже остановиться и осмотреться кругом, стирают, сглаживают наше восприятие, и мы поневоле теряем способность смотреть на все свежими глазами. Нам неинтересно, по какой улице мы идем, какие там дома… Спросите меня, как выглядят дома на Арбате выше первого этажа, я и не

отвечу…

В путешествии все видишь очень остро, потому что видишь впервые. Я не боюсь, что обилие впечатлений превратится в сплошное месиво. Все равно, все, что я увижу, останется во мне и потом, долгое время спустя, независимо от того, хочу я этого или не хочу, всплывет передо мной.

Вставка. Говоря философским языком, зарубежные впечатления это: по существу, сплошные фикции, по приезду домой, превращающиеся в истины. Они еще больше запутывают наши неверные представления о загранице.»

Но… Хватит!

Я турист. Я еду в Австрию. Еду в первый раз в своей жизни!

Все прекрасно. Только вот с соседями по купе мне не повезло. Да это ничего! Каких-то два дня!

Один из них научный работник. Теоретик архитектуры. Объехал весь мир, как он говорит. Но по нему незаметно, что он научился чему-нибудь. Вид у него не ахти какой! ( И так говорить о наших научных кадрах! ) Редкие патлы беспорядочно свисают с макушки. Сквозь толстые стекла очков торчат беспокойные точки глаз. Говорит невнятно, шепелявит. Что-то крестьянское сквозит в его складе. Свою электробритву «Харьков» он держит в вышитом кисете. Да и не только в этом дело!.. Зато, как истинный научный работник, он рассеян. Сегодня утром, например, уже позавтракав, вышел из купе в расстегнутых штанах. И зовут его непросто: Аполлинарий Васильевич! (Почти Васисуалий Лоханкин).

Второй, Федор Васильевич, (он не брат его, хотя, как часто бывает в поездках, соседи с первого же соприкосновения спариваются друг с другом да так и продолжают держаться вместе все путешествие).

Во всем облике Федора Васильевича видна положительность, правильность. И говорит он все правильно, все знает и обо всем судит… и все правильно.

Я читаю разговорник немецкого языка.

– Gestatten Sie, bitte 1 1 Разрешите пожалуйста !

– Ist der Platz frei 2 2 Это место свободно? ?

– Bitte sagen Sie mir, wo die Straßenbahnhaltestelle hier ist. 3 3 Покажите мне пожалуйста, где остановка трамвая ? (в трамвае, я думаю мне кататься не придется.) Это довольно скучное занятие, но как-то отвлекает от моей компании и к тому же тут есть все формы немецкой вежливости.

Ко мне в книжечку без излишней церемонности заглядывает Аполлинарий Васильевич. Смотрит, что за книжка.

– Немцы произносят не все отчетливо. Они проглатывают окончания… – не «цайен», а «цан». Это у него здорово получается: проглатывание.

– …раньше я хорошо знал немецкий. В войну был переводчиком. Допрашивал языков. Дело несложное.

Надо было спрашивать. Где? Куда? Сколько? Во? Вер? Вохин? Вифиль?? Это просто. Допросят, а потом выводят и расстреливают. Все рассказывали. Знают, что убьют, а рассказывают, – он усмехнулся. – Я бы так не смог…

Я поднимаю на него глаза. Я и не заметил, что передо мною личность героическая.

В соседнем купе едут Шура и ее подруга Марина.

Шура кончала архитектурный институт вместе с моим двоюродным братом Юлькой и поэтому, мне кажется, во всей этой компании кем-то вроде родной души.

Когда я в Метрополе увидел ее, я страшно обрадовался. Я подошел к ней и сказал:

– Ну и компания у нас подобралась! – Глаза ее округлились, и она, приложив палец к губам, прошипела: «Тсс! тише! Услышат!»

– Нет никого знакомых? – спросил я без прежней фамильярности.

– Вот Таня М., Виктор, Роман. Ты их знаешь?

Таню я помнил по институту, она была заметная личность. (приемная дочь известного полярного летчика) и ходила она всегда среди наших франтоватых прощелыг. Виктор и Роман где-то промелькнули когда-то.

Шурина подруга, не совсем молодая женщина с мягкими густыми усами подростка, сидит возле шахматной доски, с расставленными фигурами. Говорят, она хорошо играет. Марина, сидящая у окна, оказалась женой моего знакомого Володьки Б., который на перроне и провожал ее в эту поездку.

В купе идут разговоры о летних отпусках. Шура была на Онежском озере, в Кижах и сейчас рассказывает об этом увлеченно. Я сажусь играть в шахматы с Шуриной подругой (она только что обыграла Романа из следующего купе). Я играю, не утруждая себя раздумьем: обычный дебют, все идет по теории, что тут думать!

– Кижи – это, что-то необыкновенное!!! (Что за привычка делать из своих личных дел всеобщий праздник? И все должны благодарно восхищаться этими чудесами) – …если бы вам дать попробовать нашей ухи! Пальчики оближешь! Слой жира сверху вот такой! Ей Богу! (Любит она создавать вокруг себя обстановку исключительности. Совсем, как наше правительство! Ну, конечно, это у нее получается деликатней и тоньше!) – последнее зачеркнуто.