Владимир Лебедев - Путешествие

– С этой стороны мы Кертнерштрассе еще не видели.

– Пошли!..

– Да нет! Я…

– В 2часа у автобуса.

Незаметно я отстаю от всех. Уф! Наконец, можно спокойно пройтись. Как они мне надоели! В спокойствии больше увидишь. Надо все-таки пройти к

Альбертинагалери, посмотреть Дюрера. Дюрер!.. Кусок дерна с болотными травами… брусникой, цветами… Как много значит этот кусок для меня! Я чувствую прохладный запах ландыша…

Мои глаза заняты делом. Они работают. Продают фрукты… Какие крупные апельсины! Чудесные грозди желто-белых бананов, готовых вот-вот лопнуть. Только что из Африки! И без очереди! И нет людей с авоськами полными апельсинов! Да ведь это – заграница!

Может, только для меня этот кусок дерна стал таким обобщающе-емким! А для других людей это вовсе не так? Я хотел бы добиться такого же, дюреровского эффекта и в своей картине. Изобразить кусок природы так, чтобы он начал существовать почти самостоятельно с каждой стороны, с каждым поворотом по-новому, совершенно неожиданно. Здесь надо переступить грань натурализма! В натурализме нет мысли, одно слепое копирование. Тут надо сделать значительным сам выбор объекта, его постановку, сочетание с другими деталями. Все должно быть наполнено смыслом. Картина моя представляет собой проем в глухой стене. (Причем, стена занимает значительную часть поверхности картины.) В проеме видно глубокое синее небо и ослепительно сияющий оранжевый ствол сосны с разбегающимися в разные стороны сучьями. Грубая, грязная стена с отлупившейся штукатуркой, исцарапанная мерзкими надписями – это преграда, отделяющая зрителя от природы, воли, света. Воля – бесконечное синее небо; голый, сухой ствол сосны, как скульптура – мертвый остов когда-то живого существа. Мне кажется картина полна смысла… Я готов до бесконечности находить тут различные аналогии, ассоциации. Всего четыре элемента картины: стена, небо, сосна и.. зритель, стоящий перед картиной, он, конечно, главное действующее лицо!

Надо бы спросить, где Альбертинагалери. Кого же? Тут я могу выбирать. Спрошу-ка вон ту милую элегантную иностранку. У нее несколько старомодный вид (впрочем, я не знаток моды!), но какое непостижимое совершенство! Овал лица, прическа, шляпка, даже узкие прямоугольники очков – все это так слитно, неразделимо и совершенно! Эта красота, обтекаемость и естественность пантеры, законченность линий, движений…

– Entschuldigung!… 41 41 Извините! – ее глаза с вниманием и тревожным любопытством (это почти незаметно: она умеет скрывать!) обращаются на меня. – Wo befindet sich die Albertina Galerie? 42 42 Где находится галерея Альбертина?

– … – в глазах отражается облегчение. Она очень подробно, с учтивым терпением, объясняет мне, как надо пройти. Я слушаю ее непривычный для меня выговор, наслаждаюсь тембром ее голоса, аристократичностью манер и немного понимаю, скорее из ее жестов, чем из слов.

– Es ist nicht so weit? 43 43 Это не так далеко? – произношу я, чтобы показать, что я кое-что понял.

– Oh, ganz nah! 44 44 О, совсем близко!

Я благодарю и иду в указанном направлении. Но почему у меня так тоскливо на душе? Будто белая яхта с полным парусом выходит в море, а я.. остаюсь на берегу.

Это верно здесь. За большим витринным стеклом выставлены репродукции рисунков Дюрера. Вот большого размера его детский автопортрет. Он – четырнадцатилетний мальчик, вперивший широко раскрытые глаза куда-то в даль. Перед ним еще вся жизнь. Вот портрет старухи-матери – тот же взгляд широко расставленных глаз, но в противоположном направлении: в глубь себя.

Вхожу в тёмный подъезд. Вестибюль. Совершенно пусто. Передо мной широкая

великолепная мраморная лестница. Мне страшно пустоты и роскоши. Все ж поднимаюсь. Указатель… Сюда. Касса.

– Was kostet die Eintrittskarte? 45 45 Сколько стоит входной билет?

– Vier Schilling. 46 46 Четыре шиллинга. – Плачу. Имею же я право истратить свои деньги? Как это ни бессмысленно будет казаться моей компании. Не буду просто говорить об этом. Вхожу в залы. Хлад мрамора. Где-то высоко поблескивает позолота. Полоса остекленных стендов с гравюрами так скромна в этом великолепии. Скольжу взглядом. Какое их множество! Они в таком изобилии, что каждая даже теряет что-то, как бы обесценивается от соседства. Надо за что-то уцепиться! Найти что-то знакомое, близкое.

А, вот она! Моя любимица! «Меланхолия»! Я копировал ее в юности! Неужели я уже старик? Трудно представить себя уже сформировавшимся человеком.