Алехандро Атуэй - В одно окно смотрели двое

Но где же сыскать сей подход? Как породить его? Где найти истоки новшества? И закостенелые умы чиновников от образования ничего лучшего не придумали, как определить для изучения этого вопроса нескольких лицеистов к лучшим изощрённым гувернёрам (как сейчас принято употреблять – новаторам), поставить им задачу и проводить периодически наблюдения с целью выявления тех самых диковинных взглядов на просвещение. А там авось что-нибудь и проявится.

Так над Антипом Топилиным зажглась его счастливая звезда, сведшая его с ангельской, но несчастной в семейном отношении женщиной. С последним, конечно, можно и поспорить, поскольку к этому времени она уже мало и довольно редко помышляла об обычном счастье со всегда недовольным мужем и кучей сопливых детишек. Всё больше Капитолина находила радость жизни в общении со своими родителями и более всего – в общении с учениками во время занятий с ними. Воспитанники для неё были как дети, и она незабвенно отдавала себя всю до капельки, чем заслуживала всеобщую любовь и уважение. Она питалась этим, это стало смыслом её жизни. Но не скажу, что она вовсе оставила другие мысли, и особенно в дождливый промозглый день на неё накатывало гложущее чувство несбывшихся надежд и желаний, печаль о всех тех радостях, коими пользуются другие и которыми обделена она.

– Антип Григорич, батюшка, рады вас видеть! – встречали в коридоре долгожданного гостя родители Капитолины.

– И вам желаю здравствовать! Капитолина Авдеевна примет меня?

– Примет, примет, с утра уже готовилась: и Шопена проштудировала, и кроки Италии повесила, а Аграфену послала в китайское кафе на Мойку за книгами со свежими стихами.

– Чудесно! Чудесно! Значит, сегодня опять день удачный! – радостно проговорил студент и с нетерпением, но скромно постучал в дверь кабинета. – Капитолина Авдеевна, вы позволите войти?

– Да, да! – послышалось из-за двери. – Входите, не церемоньтесь, я давно вас поджидаю.

И Антип с усилившейся радостью, с горящими глазами легонько впорхнул в кабинет. Войдя, он раскланялся и хотел было припасть к её руке в знак почтения и уважения, но Капитолина Авдеевна жестом остановила его. Чувствовалось её волнение и какая-то внутренняя напряжённость, будто она боролась с чем-то внутри себя, и от этого ещё больше ощущалась неловкость в её поведении. Она как будто уже всё решила для себя, с чем-то согласилась, пошла на что-то, но всё её существо упрямилось и сопротивлялось предстоящему, не пускало в нужный образ, не давало расслабиться и вести себя естественно и непринуждённо. Наконец она поборола себя и продолжила разговор более уверенно, посмотрев на Антипа и убедившись, что тот, к её выгоде, совершенно ничего не заметил.

А что мог заметить Антип? Да ничего. Он давно уже привык к подобным выпадам своей наставницы, которая изредка прибегала к методам театрализации процесса обучения. Она умело входила в образы, создавала ситуации, в которые втягивала и своего подопечного, закручивала сюжеты, увлекавшие молодого человека настолько, что образование становилось не скучным впихиванием в молодой мозг жизненных реалий и постулатов науки, а увлекательнейшей игрой, когда студент и сам не замечал, как обзаводился бесценными пластами знаний, да ещё и с опытом практического их применения. И на этот раз Антипу подумалось про начало нового действа, которому он тут же решил всецело отдаться. Глаза его ещё больше зажглись, он расплылся в улыбке, весь трепетал и неумело сдерживал свои эмоции, стараясь угадать, как же проявлять себя на этот раз.

Капитолина Авдеевна заметила эту пылкость, но приписала её проявление совсем другим причинам.

«Права была маменька: он ведь и точно неравнодушен ко мне, а что, если и вправду любит? Но зачем тогда мне весь этот балаган? Не лучше ли пойти открыто и дождаться его откровенности? Ах, нет, время-время. Опять же маменька права: вдруг он вглядится в меня, в моё обличье – это ведь так важно мужчинам. Или, чего доброго, другою увлечётся – тогда пиши пропало. Решено же всё вчера было, зачем я опять сомневаюсь?»

Всё это случилось в одно мгновенье – и жесты, и мысли, и внутренняя размолвка с собою. И почти в тот же миг, как она остановила его, Капитолина решительно повернулась к студенту и, смело, открыто глядя ему в глаза, спросила:

– Антип Григорьевич! Зачем вам моя рука? Ведь я не подавала её вам.

При этих словах она мелко покачивала головкой из стороны в сторону и, сделав елейные, слегка заведённые под верхние веки глаза, улыбалась внутреннею улыбкой, которую можно было прочесть только по чуть вздёрнутым вверх уголкам губ. И это выражение лица, и укоризненный голос выдавали неприкрытое кокетство, на которое мужчины особенно падки и отвечают теми же манерами, невольно заражаясь воздухом этих женских ухищрений, и, словно брачующиеся павлины, начинают распускать хвосты, ходить, горделиво озирая предмет своего обожания. А женщины в свою очередь начинают искусственно скромничать и опускать глаза, что придаёт им вид ещё более притягательный.