Вера Мир - Напролом

Учитывая, что во времена юности Аркадия Самуиловича в дефиците было всё, в том числе и обувь, дело его отца ценилось так же, как умение хорошего врача и талантливого адвоката. Многие знали семью Голдиков. А сын, с малых лет перенимавший у отца сапожное дело, в дальнейшем проявил себя вдобавок ко всему ещё и прекрасным педагогом. Начиная со школьного возраста, Аркадий работал в папиной мастерской, а по окончании учёбы в школе продолжил сапожничать, постепенно став Аркадием Самуиловичем. Образование его было голдиковское, и оно значительно превосходило качество тогдашних обувных училищ.

Когда директор одной из школ пригласил его на должность учителя труда, он, посоветовавшись с Розой Марковной (к тому времени они уже поженились), с радостью принял предложение.

Неудивительно, что ребята, которым посчастливилось учиться в школе, где труд преподавал Голдик, обожали своего учителя, а вместе с ним и сам предмет, ставший для них отдушиной. Другие учителя, разумеется, завидовали – одни больше, другие меньше. В конечном итоге, если даже кто-то и хотел строить козни учителю труда, попытки сделать гадость сходили на нет, потому что Голдик просто игнорировал всяческие нападки, держа в руках синюю птицу мастерства и любви к своему делу. А детей обмануть нельзя: они чувствуют, кто какой человек, и тянутся всегда к чистым душам. Аркадию Самуиловичу и директор школы неоднократно говорил, что если бы он окончил высшее педагогическое учебное заведение, то смог бы и завучем стать, а затем получить и более высокую должность в учебном мире. Только он и слышать не желал об учёбе. Вот каким был Голдик – сапожником с большой буквы и лучшим учителем в жизни Самобытова.

Когда Игорь, выйдя из госпиталя, вернулся к гражданской жизни и приехал в свой город, где ему досталась от родителей небольшая квартира, он первым делом пошёл к Голдикам. Знакомые у него, разумеется, имелись, и занимающие хорошие жизненные позиции в том числе. Тем не менее на поверку выходило, что не так-то много у него оказалось людей на свете, которых он мог считать близкими. Одними из них были Аркадий Самуилович и его семья. Но они иммигрировали то ли в Штаты, то ли в Германию, то ли в Израиль, и связи с ними никто не имел, все же предпринятые Игорем старания их найти результатов не дали.

В Сергиевом Посаде мало осталось его одноклассников и знакомых сверстников. В основном все уехали – кто в Москву, кто в Питер, кто в другие города России, кто в другие страны постсоветского пространства, а кто в страны дальнего зарубежья, как Голдики. С оставшимися в городе Игорь Самобытов встретился пару раз, однако говорить было не о чем. Военные истории никого не трогали, потому что люди не хотели слушать о войне, о смертях, о ранениях и их последствиях. Пить же просто так, без особых причин, могли только те, с кем ему делать это было скучно. Попытался выпивать один, только после таких попоек становилось до того тоскливо, что хоть волком вой. Тогда-то он и нашёл себе ту самую компанию сантехников, тихих алкоголиков, не имеющих ни претензий, ни каких-либо амбиций, как в английском значении слова, так и в русском. С ними было просто и без напрягов. Общение с этой компанией его ни к чему не обязывало. Засасывало потихонечку, впрочем Игорь тешил себя мыслью, что он в любой момент сможет прекратить погружаться в болото, что поймёт, когда дойдёт до края. Постоянную женщину встретить, чтобы с ней прожить вместе хотя бы год, не получалось. И решив, что, значит, не судьба, он, общаясь с женщинами, просто совмещал полезное с физиологически необходимым.

Когда Игорь устроился к Вардану Гургеновичу Аветяну, тот его спустя неделю совместной работы мягко, но в то же время настоятельно предупредил, что если ещё раз утром почувствует запах перегара, то им придётся расстаться, добавив, что мастер из Самобытова может получиться отменный. После того разговора Игорь стал пить ещё реже, лишь когда выпадало подряд два выходных дня, а случалось такое не чаще двух раз в месяц. Зато в те дни пил как следует, допьяна, не до чертей, как он сам себе говорил, и всё же, просыпаясь, не всегда помнил, как оказывался дома. Чего не отнять у Самобытова, так это умения в любом состоянии добираться до своей квартиры: военная закалка давала о себе знать.

Вардан Гургенович как-то поинтересовался, где Игорь учился сапожничать, и, услышав про голдиковскую школу, одобрительно кивнул, заметив, что образование авторитетное и про них слышал исключительно хорошее, но лично пообщаться не удалось, поскольку, когда он сам приехал из Баку в Россию, семья Аркадия Самуиловича уже покинула страну. Аветян сказал, что вроде бы сын их серьёзно заболел, поэтому они так скоропалительно уехали, неожиданно для всех. А вот как обстоят дела у них сейчас и как их найти, никто не имел никакого понятия. Между тем Аветян обещал по просьбе Игоря поспрашивать у своих друзей, армянских евреев: может, кто-то всё-таки что-нибудь о них знал. И хоть у бывшего военного было мало шансов найти семью своего учителя-друга, он всё же в глубине души не терял надежды, не очень активно, но продолжая свои поиски.