Ирина Альшаева - Из ящика стола

Я протянула ей зажигалку.

– Да вот в церковь иду, грехи отмаливать, – продолжила она, прикуривая. – Да лечиться от этой бесовшины, – показала она взглядом на сигарету. Ты была в той церкви? – кивнула она на угол дома, виднеющийся из-за куста сирени. – чего молчишь-то, немой? – сочувственно посмотрела она на меня.

За этим домом действительно была церковь. Не обычная, с куполами и колоколами, а неприметная «квадратная» постройка в три этажа, больше похожая на барак. Слава об этом месте ходила дурная, говорили, что там на сходки собираются сектанты. И в нашем дворе, и в паре соседних, на фонарных столбах висели желтые таблички с текстом «Избавим от душевной слабости, физической немощи и вредных привычек» со стрелкой, указывающей как пройти к месту избавления.

– А по вам не скажешь, – зачем-то протянула я, собираясь уходить.

– Не умничай! Там знаешь как хорошо! Там все демоны вмиг усмиряются! Я тоже не верила, а вот уже третий год хожу – ни одну службу субботнюю не пропустила! – затараторила женщина. – А то со мной пойдем. Пойдем, там и тебе помогут! – не унималась она.

Я встала и медленно пошла прочь. Выйдя на тротуар, я оглянулась – женщина, продолжая что-то громко, но неразличимо, бормотать, докурила сигарету, взяла свою палочку и направилась в сторону церкви.

Я много раз давала себе обещание, что в выходные я – обычный человек с обычными человеческими потребностями и делами, а не журналист. Но, видимо, журналистика – это действительно стиль жизни и ряд профессиональных качеств, превратившихся в привычку похлеще курения, просто так от себя не оторвешь. Я посмотрела на часы, прикинув, сколько времени может занять «разведка», на которую меня неистово потянуло отправиться вслед за женщиной.

Несмотря на палочку, она передвигалась довольно резво и уже успела перейти часть двора и дорогу. Я отправилась следом. Она подошла к церкви, на козырьке крыши которой металлическими буквами блестело: «Центр духовной помощи» и остановилась около ступеней. Вокруг было тихо и безлюдно. Я заняла «наблюдательную позицию» под тополем, растущим около церковной ограды, и принялась ждать.

Не успела я заскучать, как вдруг из-за угла церкви появилась что-то монотонно бубунящая толпа – человек 50. Все – босиком и с опущенными головами. Женщина, разувшись, присоединилась к ним и толпа стала «затекать» в здание. Дождавшись, пока за дверями скроется последний «прихожанин» , я последовала те же маршрутом. Но дверь – тяжелая, железная, с домофоном, – была наглухо закрыта. Я нажала кнопку звонка.

– Кто? – прохрипело из динамика.

– На службу, от своих отбилась, – сказал я.

Дверь щелкнула – я вошла. Но толпы уже и след простыл. Передо мной пустел вполне себе чистый кафельный коридор, нашпигованный под потолком камерами. За стойкой охраны маячил внушительного вида мужчина – в барах такие работают вышибалами.

– Я опоздала, могу пройти в зал? – на всякий случай спросила я, хотя все мое существо приказывало мне уносить отсюда ноги.

– Можете, – ухмыльнулся он и показал рукой на стеклянную затонированную дверь зала.

Я тихо ее открыла, надеясь незаметно просочиться на службу и слиться с толпой. Но, несмотря на мои шпионские исхищрения по бесшумному перемещению себя в пространстве, на меня обернулись, наверное, все.

– Неверная! Верные не смеют опаздывать! – донесся до меня шепот тех, кто стоял рядом с дверяи. Их ропот волной пронесся по толпе и дошел до пастыря, проповедника, предводителя или кто он у них, возвышающегося над толпой за блестящей в свете софитов золотой трибуной.

– Неверная! – в микрофон констатировал он. – Помазать! – крикнул он, выкинув в мою сторону левую руку с выставленным указательным пальцем. Ко мне из темного угла зала поспешил вышибала с золоченым кубком в руках.

– Руки! – рявкнул бугай, протягивая мне емкость. Но я, наученная ни при каких условиях не трогать, не пить и не нюхать то, что мне неизвестно, молча покачала головой. Тогда вышибала опустил свои пальцы в кубок, давая понять, что это как минимум не серная кислота. Но я не спешила давать ему руки. Разозлившись, он обрызгал меня какой-то терпко воняющей жидкостью.

На этом и прихожане и их предводитель, наблюдающие за «помазанием» успокоились и потеряли ко мне всякий интерес, продолжив свою службу.

Центр духовной помощи, как я поняла судя по оформлению зала, оказался евангельской церковью. В зале все кричало помпезностью – от здоровенного, позолоченного двухметрового креста на сцене до стоявших там же черных бархатных кресел-тронов. Стены были перетянуты шелковыми полосами, между завешанными жалюзи окнами горели в канделябрах свечи. На обитых красной тканью тумбах вдоль сцены виднелись цветы. В зале густо пахло парафином, не очень хорошими духами и валерианой.