– О чём ты? – спросил Уриил, не желая спешить с обещаниями. С места, где они сидели, ему не было видно Виконта, зато он прекрасно слышал, как работали его мощные челюсти, перемалывающие жёсткое солёное мясо, излюбленное дорожное лакомство шакатанцев.
– Я из древнего охотничьего рода, и знаком с этими горами не хуже, чем иные знакомы со вкусом ячменного эля в придорожном трактире. Боги! Я совсем забыл его вкус.– Харл грязно выругался, что в его понимании вполне соответствовало духу исповеди, и продолжил более тихим голосом. Скорее всего, он опасался, привлечь внимания своего тюремщика и отправиться в последний путь, так и не закончив своей прощальной речи.
– Если ты когда нибудь встретишь людей знававших меня в прежние времена, они поведают тебе, что ещё с младых ногтей я был ублюдком и негодяем.
Даргамец усмехнулся, но от внимательного взора Уриила, не ускользнула затаённая боль, проскользнувшая в его взгляде. Один краткий миг глаза Харла казались почти нормальными, но спустя мгновение, его взгляд вновь наполнился звериным блеском.
– Людская молва карает суровей плахи, – пожал плечами Уриил, гадая вызвана ли шепелявость даргамца воспитательными методами Виконта.
– Каким бы плохим человеком я не был, в тот вечер, когда в предгорьях выпал первый снег, я стал гораздо хуже. С приходом зимы, горные бараны и другая здешняя живность спускаются поближе к человеческому жилью, и охотникам не приходится уходить слишком далеко в горы. Бывало ушедшие с рассветом, возвращались к обеду, чтобы успеть похвастать в корчме богатой добычей, только все и так знали, насколько щедры здешние горы.
В тот день горы вовсе не показались мне благодушными и я добрёл до берега мёртвого озера, не встретив не одного животного. Видят Боги, я был бы рад подстрелить даже дикого пса, но за весь путь я так и не притронулся к колчану, висевшему за спиной.
Я начал волноваться, ибо даже ублюдки вроде меня терпеть не могут, когда над ними потешаются, а мне было не миновать этой жалкой участи, вздумай я вернуться назад с пустым мешком.
Вода в мёртвом озере непригодна для питья, да и рыба в ней жить не станет. Виной тому залежи медного купороса в низовьях гор и родники, несущие испорченную воду из подземных глубин. На много колёс вокруг нет других озёр, так что если ты всё-таки заинтересуешься моими словами, то без труда сможешь его отыскать.
На секунду жрецу показалось, что солнце скрылось за тучами, но, обернувшись, он увидел Барбаду, который заслонил свет своим могучим торсом. Виконт, насвистывая, справлял малую нужду под соседним деревом, явно не заинтересованный рассказом Харла.
Пройдёт совсем немного времени и он, скорее всего, начнёт выражать собственное недовольство, но сейчас тот, кого называли Виконтом, вёл себя почти прилично.
Несколько минут даргамец увлечённо рассказывал о паутине дорог опоясавших горы, и о тех из них, что брали своё начало на стылом берегу одинокого озера, которое в его народе называли «мёртвым». Такова уж природа человека, что он готов разглагольствовать о чём угодно, коль дело касается не его, но подходя к чему то важному, он не находит по настоящему нужных слов. Наверное, так случилось и с Харлом, он замолчал, хмуро глядя туда, где над сосновым лесом возвышались длинные, серые гряды древних стволов.
Наконец он снова заговорил, но его речь, с этого момента, стала всё чаще прерываться на кашель, словно силы, сидящие в даргамце, противились исповеди.
– По мере продвижения в горы, собственная злость подогревала меня, и я не сразу понял, что заблудился. Это был уже второй удар по моему самолюбию, ведь я живо представил себе, что скажут в деревне, когда узнают, что Харл из Рода Охотников, сбился с пути, даже не понюхав настоящих гор. Уже смеркалось, когда я все-таки встретил зверя, и пускай у него было все две ноги, этот, был самым опасным из всех хищников, подсунутых мне Богами. Он сидел на холодном камне у костра, грея длинные, белые как снег пальцы. Только вместо жаркого пламени, над поленьями плясала густая тьма, более вязкая и осязаемая чем мягкий сумрак заката. Позже он объяснил мне, что я был жив только благодаря его милосердию, ибо никто не смел, бродить в этих горах, без его молчаливого согласия. И он, как вежливый Властелин Гор не станет карать меня слишком строго, но взыщет разумную плату, должную стать предостережением от глупости, для таких же дурачков, как и я.
– До того дня я наивно полагал, что не боюсь смерти, но сказать, что я испугался, значило бы не сказать нечего. Тысячи холодных иголок впились в моё тело, сковав его вместе с разумом, ибо я решил, что сам Януш, принц мёртвых, выбрался из своего подземного царства, чтобы почтить меня визитом и забрать с собой.
Читать дальше