Мария Садловская - Твоя любовь сильнее смерти (сборник)

Яйца находились у бабы Насти в фартуке. После речи мужа она осмелела и торжественно подошла к офицеру. Тот оторопело посмотрел на яйца в переднике и перевел вопросительный взгляд на переводчика, мужика в галифе. Переводчик спас положение. Хлеб взял от деда и передал солдатам, с машины соскочил немец, подошел к бабе Насте и переложил яйца себе в каску, несколько раз повторяя: "Зер гут".

Ксюша с Зиной, боясь расхохотаться вслух, прикрыли рты ладонями. Но дальше было вовсе не до смеха. Пан офицер все-таки держал речь. Никто не понимал немецкий язык, просто слушали гортанные чужие звуки. Потом надоело… Затем переводчик огласил сказанное немцем:

– С этого дня у вас в селе действует немецкая власть. Если кто-либо попытается вредить панам немцам – тот будет расстрелян. Каждый двор должен помогать немецким солдатам в благодарность, что они освободили вас от Советов. Помощь можете оказывать в виде провизии, как то: яйца, сало, куры, гуси и прочее. И еще. Немецкое командование объявляет набор юношей и девушек, которые пожелают работать на благо великой Германии. С завтрашнего дня в сельсовете начнут регистрировать желающих. Если вы будете выполнять все требования панов немцев, вас никто не тронет. Примером сегодня может послужить хозяин, поднесший солдатам хлеб и яйца. Его мы назначаем вашим старостой…

Ксеня вспомнила, как баба Настя с почтением взяла под руку своего деда, и они с достоинством прошествовали к своему двору…

А потом началась отправка в Германию. Ксюшу мама одела в рваную фуфайку, голову замотала старым суконным платком так, что видны были только нос и глаза. Нос на всякий случай вымазала сажей и спрашивала младших детей:

– Ну как, похожа наша Ксенька на старушку?

Ксения, как могла, сопротивлялась, младшие брат и сестра, смеясь, отвечали:

– Мам, если бы она не шевелилась, была бы точно, как пугало, что стоит у нас в огороде.

Впрочем не только в семье Ксении, в других тоже молодые девушки прятались, одевались в лохмотья, чтобы меньше бросаться в глаза… А Ксюше запал в душу рассказ Анисьи – увидать бы этого красавца. Ишь ты, начальник полиции! Предатель, что ль? Как дед Захар? Бойчук его фамилия, а как звать, не знает… Вскоре пришлось узнать.

Горбатая Ленка, младшая сестра Зинаиды, запыхавшись, забежала в дом и с порога выпалила:

– Прячься, Ксюня, быстрее! Немцы по хатам ходят, записывают в Германию. Сейчас у бабы Польки, вот-вот к вам зайдут! Меня Зинка послала к тебе!

Подробностей расспросить не успели, потому как открылась дверь, и вошли два немца, один с автоматом. В хате все застыли, горбатенькая Ленка издала мышиный писк и, закрыв глаза руками, присела. Ксюша опустилась на стоявшую рядом скамейку. Мать от испуга не удержала в руках ухват с горшком, и борщ тоненькой струйкой потек с печи.

Увидев одних женщин, солдаты расслабились, один развернул лист бумаги и по слогам прочитал: "Ксения Яворски-и кто есть?" Мама Ксюши, Александра, решительно выступила вперед, всех собою закрыв. Для убедительности еще и фартук двумя руками растянула вширь. Вывернутый горшок в печи ее обозлил и придал смелости:

– Я Яворская! И в Германию не поеду, у меня дети!

Ведший переговоры немец отчаянно замахал руками:

– Найн, нет, нет! Не надо муттер! Девушка надо!

Обойдя Александру, подошел к Ксении ближе и с явным удовольствием воскликнул:

– О! Фройляйн Ксения! Я пишу тебя жить Германия! Завтра приходишь сельсовет, будет машина!

После ухода солдат в хате долго стояла тишина. Затем Ленка, выглянув сначала опасливо за дверь, ушла домой… А Ксюшина мама вдруг стала причитать. Дети еще ни разу не видели в таком состоянии свою, всегда уверенную в себе, мать. «Уж лучше бы плакала!» – подумала Ксения. Но Александра раскачивалась из стороны в сторону и охрипшим голосом, как заклинание, монотонно бубнила:

– Ванюшка мой погиб в финскую, детей подымала одна, старший Даня умер от голода, Сашку и Петю забрали на фронт и ни слуху ни дух-у-у!.. – наконец она сделала паузу и заскулила, как голодная Жулька во дворе на цепи:

– Теперь Сеньку заберут, а это последняя надежда-а-а!

Коля и Лида испуганно жались друг к другу, умоляюще поглядывая на старшую сестру.

Сейчас Ксения Ивановна, наверное, не решилась бы на такое. Впрочем, кто знает? А тогда…

Она стала решительно одеваться, да не как-нибудь, а наряжаться во все лучшее. И волосы в конце концов причесала, как раньше: они у нее вились локонами на лбу. До этого прятала под грязный платок. Александра и дети во все глаза следили за Ксюшей – куда она? Мать, закрыв собой дверь, еще не оправившись от волнений, жалобно выговорила: