Андрей Ефремов-Брэм - Валентина

Не прошло и двадцати минут, как нарисовался Хлыщ:

– Держи, Валюха, дядю Володю 30 30 Дядя Володя – Сто рублей (угол). , мы добро помним, – всунул в пелёнку огромного размера денжищу, – как ты там поёшь: «за переживанье вам спасибо»?

– Спасибо… – Валя вынула из пеленки и стала рассматривать купюру.

– Сдурела? Дома позыришь. – Слегка дёрнул за косу, – нас не видала, ничего не знаешь. Если что – шкуру спущу! Поняла? – С ударением на последнем слоге, спросил Хлыщ. Глаза недобро и холодно сверкнули.

– Поняла, – так же ответила Валя, – не маленькая.

Дома Валя, положив крепко спящего братишку на кровать, стала рассматривать невиданную доселе деньгу – «Облигация государственного займа. Сто рублей». За всю свою, казалось бы, огромную жизнь, максимальную сумму в бумажных рублях, девочка в своих руках держала только рубль да трояк. А уж эта новенькая хрустящая портянка, которую даже боязно случайно помять, огромная размером и сотенным достоинством вызывающая к себе уважение, заставляла чувствовать себя очень значимым человеком.

Впереди ещё безбрежный океан жизни, конца-края не видно. Интересно, а на сколько времени сто рублей хватит, это ж сколько продуктов можно купить? И что означают эти непонятные слова – «облигация» и «займа»? Для Серёженьки молоко на рынке возьмём…

Представив, как обрадуется и сразу подобреет мама, увидев эту красивую узорчатую купюру, Валя аккуратно положила облигацию на середину круглого стола. Пусть будет приятным сюрпризом. Перед мысленным взором возник образ непривычно ласковой мамы, на сердце потеплело. К этому моменту братишка проснулся и залился плачем. Пришлось взять крохотный свёрточек на руки. Ладони почувствовали влагу:

– Что, Серёженька, писялься, да? – Засюсюкала Валя, – сейчас, разберёмся. – Начались привычные хлопоты…

***

Проснулась от стука входной двери – с работы пришла уставшая мать:

– Ой, ноги мои… – садясь на табуретку у стола и снимая старые, давно одеревеневшие кирзовые сапоги, заохала женщина, – что там, у соседей случилось? Милиции то понаехало. Убили, что ли, кого опять? – Начала развязывать на затылке узел головного платка.

– Не знаю, мам, спали мы.

– А это что… откуда?.. – Мать увидела лежащую посреди стола облигацию, взяла кончиками пальцев за уголок будто живую жабу, на лице даже отразилось некое подобие брезгливости и страха, – откуда?! – Уже закричала не то испуганно, не то истерично, – девка!

– Да это… мама… – у Вали, непонятно от чего, тревожно сжалось сердце, – на улице нашла.

От шума проснулся Серёжа, заплакал. Сестра схватила ребёнка с таким видом, будто хотела невесомой крохой отгородиться от разозлившейся матери:

– Сто рублей нашла…

– На дороге нашла?!

– Да…

– Ах ты, сучка!

Следствие было недолгим, от силы недели полторы. Семья молодых учителей, узнав что кражу ценных вещей по глупости совершила Валя, соседская девочка, пыталась отказаться от заявления, но тяжёлые маховики грозной машины правосудия привычно раскрутились, и их уже стало невозможно остановить. Однако на время дознания девочку, после допросов, всё-же отпускали домой.

Валя, не то от страха перед Хлыщом с его компанией, не то из-за чувства блатной романтики, всё взяла на себя и в строгом кабинете чистенького следователя упрямо твердила:

– Видела, куда гурки 31 31 Гурки – Ключи (угол). кладут, вот и захотелось чего-нибудь зясти.

Странный разговор происходит между интеллигентного вида мужчиной и маленькой девочкой, тем не менее друг друга они понимают прекрасно.

– А вещи то какие взяла кроме облигации?

– Не помню, сразу всё выбросила, а фраера, наверное, подобрали.

– Мда, голубушка, что-то не клеится у тебя, – следователь малость освободил узел пёстрого галстука под синим воротничком и катнул пресс-маше по писанине, – ты хоть знаешь, что тебе грозит?

– Кучумка 32 32 Кучумка – Тюрьма (угол). ? – Вопросом ответила Валя, и мысленно дала следователю кличку – «Пиджак».

– Не за реку 33 33 Не за реку – Недалеко от дома (угол). отправим, где-нибудь рядом с мамой будешь, – привычно и кажется совершенно равнодушно острит следователь, подбивая край стопки бумаг об стол, – в лагере отдохнёшь, – с силой бьёт ладонью по дыроколу, – только не в пионерском.

За стеной тоже послышались глухие удары, сдавленный стон и громкие маты.

Следователь посерьёзнел, отложил картонную папку в сторону, соединил на животе пальцы рук и откинулся на спинку стула. Посидел, некоторое время о чём-то размышляя глядя в раскрытое настежь окно через которое виделся край высокого забора зоны с вышкой. Тщательно вытер шею платком и посмотрел на девочку, как на взрослую: