Александр Миронов - Республика Татарково – 1. В тихом омуте

Бывал Павел Павлович и на транспортёрных галереях. Если стояла сухая погода, то воздух, проходя снизу-вверх, как по тоннелям, поднимал и пыль, кружил её, пусть не всегда приметную глазу, но хорошо улавливаемую материалом.

Если через неделю-другую Шилин не стирал кепочку, то она становилась жёсткой и цветом под стать той породе, что дробила его мельница. После стирки, которую он производил во время купания в душевой, головной убор, высыхая на его же голове, белел, приобретал естественный цвет, хотя внешний вид её при этом не улучшался. Она старела быстрее хозяина. Слишком сложные задачи выпадали на её долю.

И ещё одна особенность наблюдалась за хозяином этого головного убора. Когда кепочка была на голове, Павел Павлович был спокойным и рассудительным. Когда же она по какой-то причине отсутствовала, Шилин впадал или в меланхолию, или в возбуждение. Словно, вместе с ней, с него снимали и череп. Единственное время, когда он с ней ненадолго расставался – это на зиму. На два-три месяца её место занимала старая солдатская шапка, которая от многолетней службы от пыли и пота, стала напоминать каску, если не внешне, то по содержанию.

Шилин был простоват и наивен, хотя всегда хотел казаться серьёзным, разумным. Бывал он вспыльчивым, но отходчивым. Через час-другой, это уже прежний человек – если кепочка была на месте. Ему шёл пятьдесят шестой год, и он с тоской поговаривал о пенсии. Раньше надеялся, что в пятьдесят пять лет уйдёт, по льготному списку. Как два или три года назад ушёл его товарищ Федя Борисов, машинист шаровых мельниц. И Шилин хотел переквалифицироваться в пастухи к своим козочкам. На даче держал ярку, овцу и двух ягнят. И уж когда выйдет на пенсию – развернётся, увеличит поголовье. Сельскохозяйственную программу будет выполнять за себя и за тех, кому она по барабану. Но… не получалось. Администрация что-то тянет, не отпускает его на заслуженный отдых.

Павел Павлович сам не курил, и неодобрительно относился к курящим, особенно к женщинам. Принимал это за их распущенность.

– Не бабы пошли – шалашовки.

В смене хоть и держался особнячком, но Пал Палычу всегда были рады, и чтобы не создавать ему дискомфорт, старались при нём не курить. Опять же – женщины.

Мария не курила, и уж по одному этому Шилин к ней благоговел, и при необходимости всегда шёл ей на помощь, иногда и подменял её, если Машу отпускал мастер с работы раньше.

У Маши как раз выдался тот самый случай – нужно было обязательно уйти с работы. И тут помощь Палыча, выручка его опять была очень кстати. Она ещё до обеда с ним на эту тему разговор заводила. И он с той же готовностью согласился.

– Но, – предупредил, – без разрешения Филиппа, я не могу тебя отпустить. Я хоть и хороший начальник, но, как видишь, маленький.

Застав в пультовой Нину и Шилина, Маша им обрадовалась. Присутствие единомышленников всегда окрыляет.

Маша спросила:

– Филипп не приходил?

– Нет ещё, – ответила Нина. – Через полчасика нарисуется.

– Вы-то, Нина, Палыч, меня отпустите?

– Беги хоть счаз. Но сама понимаешь… – развёл Шилин в стороны ладони, лежащие на столе.

– А если к Хлопотушкину подойти, отпустит?

– Михалыч отпустит. Это человек. Он завсегда идёт людя́м навстречу. Только он, это, опять же без мастера не сможет решить этот вопрос. Опять всё сомкнётся на Филе. Так что, Филька на смене и начальник, и добрый деятель.

– Добродетель, – поправила Нина, хмыкнув в усмешке.

– Вот-вот. Иногда добрый, иногда одиозный, – (слышал где-то это словцо – одиозный – и понял его как ругательное или порицательное, но культурное.) – Так что, как расположишь его к себе. Вон, у Нинки спроси, как енто делается? – с усмешкой кивнул он на женщину.

Нина вскинула на него настороженный взгляд.

– Чего ты мелешь, мельник?

– Чего? Знам чего, не проболтамся.

– Вот и помалкивай.

– Маш, я чё-нить сказал?

Маша, улавливая намёк, усмехнулась. Но поддержала Шилина.

– Да ничего вы не сказали. Об чём вы? – я даже не поняла.

Нина достала из нагрудного кармана куртки-спецовки припрятанную сигаретку, сунула её между губ, а из бокового кармана – спички.

– Ты ладно тут курить. Иди вон, на улицу, – кивнув на уличный выход, сказал Шилин с едва уловимой виноватинкой.

– А у меня как раз здесь курилка. Видишь, и пепельница на столе, – она взяла с подоконника окошечка со стороны мельницы пепельницу из жестяной консервной банки и выставила на середину стола. В ней было несколько окурков и пепел.