Наталья Суркова - Какие они, пациенты психушки

© Наталья Григорьевна Суркова, 2021

ISBN 978-5-0053-4903-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

У меня многолетняя ремиссия. Лет 12 я не принимаю никакие лекарства и не лежу в больнице. Эти рассказы – лишь воспоминания. К сожалению, не слишком веселые.

Большой обиды на санитаров у меня не осталось. Хотя и пришлось несладко. Что поделать, болезнь у меня такая. Только вот первые дни после выхода из этого учреждения людей боялась. Боялась, что кто-нибудь подойдет и вдарит по морде. Просто так, ни за что. Санитарам же можно было.

Первые дни боялась просто пройти по улице. Хотя девочкой себя всегда считала храброй. Ходила, конечно. По самому краешку тротуара. Головой понимала, что никто не обидит. Со временем страх ушел. Больницу вспоминаю реже.

Называть какие-либо фамилии или адреса сегодня уже бессмысленно. Ведь было это лет пятнадцать назад. Но хочется, чтобы люди хотя бы разок взглянули другими глазами на жизнь «психов».

Конечно, от обслуживающего персонала мне (и не только мне) досталось немало. Но еще раз повторюсь, на санитаров почему-то обида прошла быстро. Ведь им приходилось каждую ночь оставаться один на один с толпой «психов». Видимо, поэтому они старались заранее подстраховаться, запугать, чтоб больные и пикнуть не смели.

Но вот своего лечащего врача, старую еврейку, ненавижу по сей день. Вроде бы и руки она не распускала, и вела себя с пациентами корректно. Только вот из больницы ежедневно выносила огромные сумки хлеба. Видимо, свиней держала. И не только хлеба, но об этом чуть позже.

Пациентов же кормили скудно. Баланда, сваренная на воде, в которой плавали огромные куски недочищенной свеклы и также же огромные, плохо проваренные куски картошки. Суп этот был даже без зажарки. Ни капли жира. Повара называли эту мешанину гордым словом «борщ». Плюс кусочек хлеба. Брать больше одного куска запрещалось. На завтрак каша, в которой не было ни масла, ни даже маргарина. Чем-то закрашенная, чуть подслащенная вода, именуемая чаем.

За 3 месяца похудела килограмм на 10. Хотя брат регулярно носил передачки. Только вот поесть толком не получалось. За стол сядешь – больные тебя тут же обступают плотным кольцом. Не просят. Молчат. Только слюни периодически сглатывают. Как малые дети. Поверьте, это было жутко.

Поэтому от моих передачек мне самой доставалось немного. Если и успевала сунуть какой-нибудь пряник в рот, то хорошо. Остальное раздавала. Я-то знала, что рано или поздно меня выпишут. Выйду, отожрусь. К ним же годами никто не приходит. Родные от большинства из них отказались.

Но моя лечащая врач, казалось, ничего не замечала. Ни того, что больные вечно голодны. Ни то, что картошку и свеклу, прежде чем кинуть в суп, можно было хотя бы тщательней почистить да помыть.

Большой тебе привет, человек и врач Майя Львовна. Милая, улыбчивая женщина. (Твари, они ведь внешне похожи на обычных людей). Вечно голодные больные могли бы вдоволь пожрать хотя бы хлеба. Только вот твоим свиньям ведь нужней? А больные – они ж психи. Обойдутся.

Зашла я как-то в туалет. Одна из больных (молчаливая, вечно хмурая тетка) деловито рылась в ведре с использованной туалетной бумагой. Достала огрызок яблока – тут же в рот. Потом из этого же ведра выудила коробку из-под сметаны. Вылизала начисто, помогая себе пальцем. К ней в больницу никто не ходил. Совсем никто. Пролежала там она лет 15 безвылазно.

Эта женщина умерла потом от рака. Там же, в психушке. Кстати, показывала нам грудь. У нее там была дырка (рак проел). Так она ее обычной тряпкой затыкала. Кто ж на психов бинты и вату тратить-то будет? Перед смертью она, всегда молчаливая и нелюдимая, плакала: «Дома хочу умереть». В последние дни ей выделили отдельную палату. Видимо, чтобы криками никому не мешала. Если и кололи что-то, то, скорее всего, обычный анальгин.

Кстати, про передачки и сигареты. Как-то в туалете (уже в другой больнице) попыталась прижать меня к стенке местная «блатнячка». Колоритная такая пациентка, с грубым прокуренным голосом. Сигареты пыталась отобрать. Довольно грубо ей ответила, что угостить могу, а вот вытрясти из меня что-то силой не получится. Сдохну, но не сдамся. Как не странно, она меня поняла. Потом мы с ней даже общаться потихоньку стали. Грубовата она, конечно. Но и жизнь у нее не сахар.