Нина Русанова - Испанский сон – 1. El sueño español

Есть, правда, в этом что-то павлинье… и что-то от рептилии… змеи… Но мне нравится.

Ты оборачиваешься… переворачиваешься… и теперь я замечаю, что рисунок переходит на живот, на левую его половину и на левую грудь… и я глажу рисунок… глажу твой бок… твой живот… держу тебя за талию… ты смотришь на меня выжидательно… грустно и требовательно одновременно.

Умоляюще и повелительно.

Томно и темно.

Но я не могу. Не смею.

Отчего-то мне хочется плакать.

Но вместо этого я улыбаюсь:

– Какая ты красивая, – пытаюсь перевести происходящее в другую плоскость. – Кто-то сегодня будет очень доволен, – кажется, у меня действительно получается плоско.

Ты будто не слышишь.

Смотришь, будто издалека, будто из какой-то своей глубины, видя и не видя меня.

– Кто-то сегодня будет очень, очень доволен, а завтра – тем более, – гну я свою гнусную линию и глажу твою левую руку.

И на ней тоже этот рисунок. И снова я улыбаюсь, вернее, пытаюсь улыбнуться. Наверное, это должно было бы как-то тебя ободрить. Или меня.

Наконец ты, кажется, очнулась:

– Кто – доволен? Кто-то, кто живёт в этом доме?

Сам себе я сейчас противен.

– Да, – отвечаю, но почему-то голос мой глупо срывается, и выходит как-то хрипло, сипло, почти без голоса, и это звучит до того… омерзительно жалко, что на душе у меня становится ещё гаже.

Ты неопределённо, но мне кажется, что грустно и разочарованно… а может быть, даже зло… хмыкаешь, затем ещё печальнее, ещё темнее, чем прежде, совсем уже тёмным взглядом, смотришь на меня… и я наконец…

…и я наконец целую её, твою левую грудь… потому что мне кажется, что так, с рисунком, она как будто одета и не так страшно… хотя всё равно страшно, как будто в омут… прикоснуться к ней губами.

И после, я не знаю, как это получается, но ты, ты сама целуешь меня, и я тебе отвечаю.

Мне не нравится: какой-то странный привкус… «Курила, пока мы ждали у изгороди», – вспоминаю. Но не отступаю, а продолжаю целовать тебя… и мне… жалко… почему-то мне жалко… тебя, себя… кого-то или чего-то ещё… и я боюсь, боюсь тебя обидеть. И отпустить тебя я тоже боюсь.

От тебя, от твоих щёк, твоей шеи, плеч и рук – ничем, совсем ничем не пахнет: ни свежим, ни пряным, ни сладким, ни терпким – и это кажется мне таким странным и таким… правильным одновременно: иначе и быть не может, так и должно быть. И всё это только усиливает ощущение сна.

И тут наконец – внезапно – эта пытка заканчивается.

Заканчивается эта, и также внезапно начинается другая.

Шаги на лестнице.

Нас буквально отшвыривает друг от друга.

Ты забиваешься в какую-то нишу между шкафами, я же инстинктивно бросаюсь к двери, ключа нет, и на всякий случай я всем телом налегаю на неё и жду.

Изогнутая золотистая ручка на белом крашеном начинает наконец поворачиваться.

– ¡ Estoy desnuda ! 2 2 ¡Estoy desnuda! (исп.) – Я не одета (букв. «раздета»)! – громко, отчётливо и возмущённо произносишь ты.

Я ещё сильнее налегаю на дверь, но она всё равно начинает открываться. Видимо, кто-то, кто сильнее меня, навалился на неё с той стороны.

– ¡ Estoy desnuda !! – кричишь в исступлении.

– ¡ La lavadora, senora Dina ! La lavadora 3 3 ¡La lavadora, senora Dina! La lavadora. (исп.) – Стиральная машина, госпожа Дина! Стиральная машина. , – слышится мужской голос.

Громкий, уверенный и даже как будто весёлый. И будто бы даже успокаивающий.

Наверное, кто-то из слуг. Пришёл вынуть бельё из стиральной машины. Так вот, оказывается, что это за шум.

– ¡ Estoy desnuda !! ¡ No entres !! 4 4 ¡No entres!! (исп.) – Не входи!! – уже не кричишь, а верещишь ты из своей ниши.

Но дверь всё равно продолжает медленно открываться, из под неё брызжет яркий свет.

Всё происходит очень быстро.

Я бросаю дверь и опрометью несусь в тот тёмный противоположный угол комнаты, туда, в твою нишу, где мы, уже вдвоём, еле умещаемся. Ты суёшь мне какие-то вещи – прикрыться (оказывается, я тоже уже почти нагой) – какие-то маечки, юбочки, что-то тоненькое, я путаюсь в каких-то лямочках, прозрачных оборочках. Надеть на себя такое, тем более быстро, совершенно невозможно. Немыслимо. Сама же ты прижимаешь к себе что-то нежно-салатовое, похожее на балетную пачку. «Так мы в гардеробной», – наконец доходит, осеняет, озаряет меня. Только толку от этого…

Кажется, всё же Он меня видел. А я Его – нет. И мне показалось, что Он усмехнулся. Точно усмехнулся. Он прошёл в помещение, которое я ранее принял за ванную комнату. На самом деле это прачечная-гладильная. Здесь, в Farore , такие комнаты есть во всех уважаемых и «уважающих себя» домах.