Александр Завьялов - Театральные подмостки

Сижу и не знаю, радоваться мне или печалиться. Ладно, думаю, посмотрим, чего дальше выкинется. Главное, виду не подавать.

Георгий Виноградов отчего-то горестно качал головой и всё повторял: вот оно что… вот оно что… А потом повернулся ко мне и такую чушь понёс, что я засомневался и в его здравом уме тоже.

– Так оно, Ванюш, и бывает, обычное дело… – раздумчиво глядя на меня, говорил он. – Почти у всех так: умирает человек и даже не замечает этого. Потом, конечно, до него потихоньку, помаленьку начинает доходить…

– Вы это о чём?

– О том самом, Ваня… У тела и у души одно и то же сознание, и в момент смерти сознание остаётся только у души. А душа всегда заранее готовится… И твоя вот подготовилась, а как же, чтоб тебе не так грустно было… Видишь, те же декорации, мы тут с тобой, никуда не делись. Близкие люди всегда в трудную минуту рядышком…

«Спятил старик, – подумал я. – Вместе со мной… Может, и другие тоже?»

– Кто бы что ни говорил, а жизнь справедливо устроена, – весело сказал Алаторцев. – Всегда даёт человеку время допить и закусить, сколь душеньке угодно, и с близкими вдоволь пообщаться… Когда ещё Бог даст…

– А у нас и вовсе добрая традиция: актёрские души капустники любят… – добавила Ольга Резунова. – У других не так. Всё зависит от профессии. Как тебе, Вань, наш капустник?

– Замечательно…

Я рассеянно разглядывал гостей и ничего не понимал. С одеждой у всех вообще полная несуразица. Те гости, которым посчастливилось в картину попасть, теперь в тех же нарядах 19 века. Бересклет – в малиновом мундире Гавриила Державина. На мне тоже лицейский мундир Пушкина, из синего сукна с красным воротником, старательно застёгнутый на все пуговицы, те же блестящие чёрные ботфорты и белые панталоны. Я даже ощупал себя для верности. Другие же гости, не попавшие в картину, в основном которые «мертвецы», – в разнообразных сценических нарядах. Тут и лохмотья, и рабочие спецовки, военные кителя, белые халаты, какие-то странные вычурные одеяния – прямо в глазах рябит! Разве что мутный, как студень, чиновник Закупоркин остался в своём былом лощёном костюме. Да ещё моя супруга в том же самом красном платье, подпоясанном чёрным широким ремнём на невероятно-узкой талии. Мне всегда не нравилось это платье: глянешь, и мерещится красный гроб с чёрной траурной ленточкой. Пробовал тактично как-то донести Лере, а она всё равно – любимое платье, любимое платье, мне в нём везёт.

«Мертвецы», конечно, – на удивленье, но и с живёхонькими перемена странная приключилась. Особенно поразила меня красавица Зиночка Караева. Мы её ещё тростиночкой зовём, и ангелочком, и солнышком… С начала застолья она и впрямь ангельской тростиночкой была. Сидела в самом конце стола, потупив взор. Иной раз поднимет свои большущие глаза, похлопает длинными ресницами, согреет всех своим приветным взглядом и опять будто задумается о чём-то. А тут вдруг в развязную толстушку превратилась. Хохочет без умолка и шутит как-то уж совсем пошло и скабрезно. С вызовом и насмешкой на всех смотрит. В одной руке у неё – бокал вина, а в другой – сигаретка изящно трепещется. Раньше не курила и от спиртного отказывалась, и вот те раз.

С Ирой Приваловой другая метаморфоза случилась. У неё внешность самая что ни есть демоническая была. Волосы длинные, чёрные, и глаза тоже чёрные, пронзительные, колючие. Ну, ведьма, женщина-вамп! Ей и роли эдаких роковых и властных женщин втюхивали. И вот смотрю я теперь на Иру и еле узнаю. Превратилась она в милую блондинку, с трогательной улыбкой. Глаза чёрные так и остались, только они добрые какие-то, ласковые.

Эх, да любого гостя хватай, лицедея, прости Господи, – и с трудом узнаёшь. Причём перевоплощаются в мгновение ока время от времени – не успеваешь следить. Та же Зиночка Караева опять вдруг стройная и скромная стала. Как только взгрустнула, так и переменилась. Ненадолго, правда, минут пять так посидела, и, верно, ей надоело – опять растолстела. У меня от всего этого ум за разум захлестнуло, а всё равно креплюсь, не выдаю себя. Хотя – никому вроде как до меня и дела нет. Попойка, видать, в ту стадию вошла, когда гости в компании сбиваются, группы и группки, толкуют о своём, перебивая друг дружку, а на именинника и внимания не обращают.

Красавица помреж Лиза Скосырёва подкралась ко мне сзади и навалилась на мои плечи своей огромной тугой грудью.

– Ванюш, ты почему такой скучный сидишь? Такой прекрасный праздник!.. Тебе что, невесело?