Ник Шумрок - Витька-придурок и другие рассказы

Когда припрут!»

Хотя, вероятность вернуться живым, когда до линии фронта 500 километров, и у выжившего невелика. Стрелять в тылу врага нет смысла, сразу засекут. Нас даже натаскивали, что если напорешься в лесу на ребенка или женщину, надо их «ликвидировать», не то вернутся в село и скажут, что какие-то дяденьки с автоматами в лесу прячутся. Все, тут хоть какой пояс по карате имеешь, а против батальона военной полиции не попрешь!

К счастью, не пришлось мне в жизни никого убивать! Бог миловал!

Не успел я протереть полы, прополоскать тряпку, как раздался сигнал автомобиля у ворот! Быстро схватил автомат и пропустил машину на территорию склада. Тут же выскочил заспанный Акулов (или Окулов), доложил по форме. Все-таки не прав Родичев: у замполита нашего не одна извилина, а как минимум две! Читать, писать умеет, проверил документы, пошел с Женькой на пост, убедился в целостности всех печатей на складе, нашел мусор за печкой, велел убрать, да проверил по описи все, что должно быть в караульном помещении. Оказалось, что вместо бачка для питьевой воды с краном в наличии аналогичный, но без оного. И кружки одной недосчитался.

– Как же вы проверяли, когда принимали караул?

– Виноваты, товарищ старший лейтенант, – бойко ответил Женька.

А что толку с дураком спорить.

– Завтра утром доложу комбату – промычал замполит и уехал.

Представляю, как его завтра комбат отматерит при всех офицерах, когда он будет ему эту фигню докладывать. Мужику за сорок, а он все еще старший лейтенант: долго в прапорщиках ходил. Как затянет свою лабуду на политзанятиях:

– Социализьм, коммунизьм… Наше социалистическое отечество… Интернациональный долг… Братство по оружию… Коварные планы империализьма… Немецкий реваншизьм…

Когда закрывал за ним ворота, уже и светать стало. Приперся Родичев с поста, и я лег спать. Это только называется, что ты спишь два часа. Какой сон на жестком топчане в обмундировании, сапогах и шинели? Хорошо, что хоть автомат в пирамиде. Полчаса промучился, пока заснул, да за полчаса до выхода Родичев разбудил: Хорь завтрак привез на дежурной машине. Слышно, как Акулов заходится смехом, слушая свежие анекдотыпро замполита. Отчебучил ночью: «накрыл» ребят из кухонного наряда, когда те картошку жарили.

– Захожу в подсобку, а у них там шипит…, – еле сдерживая хохот копирует голос замполита Хорь.

Быстренько съел шрапнель, запил чаем, а сахар взял с собой. Засыплю в ту самую кружку, недостачу которой замполит обнаружил, и с соком выпью. «Родина», конечно, щедро поит, но сахарку жалеет. Всё больше норовит нашу жизнь подсолить!

В порт Кейптауна, залитый желтыми причальными огнями и светом луны на чернильно-звездном небе, мы «ворвались», как та самая«Жанетта» из популярной песни. На академическое научное судно«Академик Трешников», кроме команды, собралось нас «всякой твари попаре»: полярники, океанологи, метеорологи, гидрографы, зоологи и даже этнограф с лингвистом, которых мы должны были «забросить» на Борнео. На остров Ява, конечно, но они сами предпочитали называть его Борнеои звучит более экзотично и ассоциации вызывает с сыном губернатора острова.

Мог ли я, распевая в детстве: «В Кейптаунском порту с пробоиной в борту «Жанетта» поправляла такелаж», представить себе, что через пятьдесят лет буду своими клешами мести знаменитый причал, как те самые «четырнадцать французских моряков». И клёшей на мне не было, как и на остальных моих соотечественниках, что сошли утром на берег, и такелаж нам поправлять не было необходимости, хотя и потрепали нас шторма в Бискайском заливе. Бедный лингвист, впервые вышедший в море, весь изблевался, проклял все на свете и твердо решил в Кейптауне «сесть на «паровоз» и вернуться назад, в Питер. Правда, старпом напомнил ему, что «железка» из Кейптауна доходит только до Южной Родезии, а там дикие и голодные племена шона быстро употребятего в пищу, а кишки нарежут колечками, обжарят на костре и принесут вождю как деликатес. Успокоился океан, успокоился и лингвист, а перед заходом в Кейптаун и вовсе ожил и резво болтал по-английски с нашим провожатым из местных аборигенов.

– Спроси у него, Гена, где тут таверна «Кэт», – обратился к нему наш экспедиционный фотограф, как и я, впервые оказавшийся в Кейптауне.

– Какая еще таверна?

Генка был моложе нас и, по-видимому, не слышал этой полублатной песни нашей юности.

– Ну, как там поется: « а на пути у них таверна «Кэт»!»