Дмитрий Лашевский - Образ и подобие. Роман

– Bon soire. Comme je suis content de toi voir!

Олеся глянула на него без удивления, лишь слабо улыбнувшись толи поцелую, толи случайной рифме.

– Шубу? Оливье? Крабовый?

Он покачал головой, налив себе бокал минералки. Олеся придвинула, ловко сманеврировав меж посудой, фарфоровый коч с аккуратно разложенными по нему румяными лодочками.

– Мамины, фирменные.

Антип подцепил вилкою пирожок с загадочной начинкой, откусил и отложил. Сразу не проглотишь, а жевать – в этом было сейчас что-то невозможное, даже и нечеловеческое. Так вот нередко, следя за существом примитивным, кроликом или муравьём, он видел не то, от чего смеются в зоопарке, гротесковый дубликат человеческих движений, а нечто противоположное – тот регламентированный генами оригинал, на который что бы культура ни наслоила, он просвечивает сквозь неё, напоминая о подлинной причине чувств и желаний. Охватывал страх – потому что гротеском оказывался человек. И нельзя было, а так хотелось освободиться от этого. Освободиться и, что ли, улететь?..

С нескольких сторон стола разом, по совпадению, замолчали, и в трещину влилась пауза, будто ожидающая стука палочки по пюпитру. Вошёл Сергей с каким-то альбомом подмышкой и в очках, теперь чрезвычайно похожий на Пьера Безухова. Вернее, на актёра, играющего роль Пьера. Оправа у очков была тонкая, а линзы значительные. Он посмотрел на занятое место и мрачно опустился в кресло под одним из торшеров. Кресло заскрипело.

Михаил Александрович поднялся с чуть заметным, но заметным таки для чуткого глаза усилием и, в самом деле, звякнул ножиком о мутную, словно не из стекла, а из кварца, заграничную бутылку. Он был очень высок и худ, отдалённо напоминая Дон Кихота. Все знали, что он заядлый лыжник, держит форму круглый год, а на лето у него припасены две пары роллеров, плюс футбол, однако каждый раз тому, кто его давно не видел, он казался не просто худым, а похудевшим.

Прежде всего, сказал он, надо поздравить с праздниками прошедшими и текущими, хотя отношение к этому теперь разное, но не забудем и дни рожденья, недавно состоявшиеся, Сергея Григорьевича, не отмеченный по причине отсутствия маленького юбиляра (он хихикнул над случайной остр о той), и, среди тех, кто не с нами сегодня, Жанны Петровны, уже в этом году, а также, если говорить о рождении, но об этом чуть позже, а возвращаясь, тут открывается новая страница в жизни нашей семьи, отчасти и печальная, но в то же время светлая, поскольку наша милая Олеся открывает для себя новое поприще, и все мы надеемся, что она не затеряется и не закружится в столичной суете, а достигнет тех вершин, на подступах к которым уже радовала нас замечательными картинами, а обещает ещё большего…

– Папа, ну я же только учусь на дизайнера! – звонко возразила Олеся. – Неловко, если кто не знает.

– …и как нам её будет не хватать. Поэтому так важно, чтобы не прерывалась традиция наших общих сборов, чтобы мы по-прежнему оставались единой дружной семьёй. За это и предлагаю опустошить ваши бокалы.

Он опустился – Антип только сейчас заметил – под собственный карандашный портрет, что-то новенькое. Отлично была схвачена складка возле губ, какая-то простоватая, даже наивная, немножко хитрая, а всё же с умною горчинкой.

– Ты? – показал он бровями Олесе.

– Ну, это пустяки.

– Да ты сама не знаешь, что умеешь, что скрыто под этими простыми линиями. Может, потому что легко дается? А на самом деле – чудо…

Олеся рассмеялась, как ему показалось, благодарно, но повторила, что первый курс, только начало, что вообще – направление дизайна…

– Так дизайнер – это едва ли не больше художника. То же изобразительное умение плюс топология, плюс функциональность, плюс мода…

– Ты так судишь… – три слова, а голос, словно дирижёрская палочка, сыграл вниз, вбок и легко и лукаво вернулся.

– Нет, я, конечно, н е тварь… – он отыграл, вложив и смущение, и тонкое, дребезжащее но . – А всё-таки я чувствую какие-то вещи, к которым не приложить ни руки, ни ум, а они беспокоят, чего-то требуют… Ты читала Кандинского?

– Читала?

– Ну, у него есть книга о живописи: по форме – манифест, по содержанию – немного теории, немного автобиографии. Такие косоугольные разноцветные смыслы, очень резко вычерченные. Но есть непонятное… то есть неосязаемое. Я тогда тебе дам?

Она кивнула.

– Может, зайдёшь в субботу? Мама обрадуется.

– У меня в субботу поезд.

Он поймал губами край бокала. Цифры заплясали перед глазами.