Виктория Травская - Сопротивление материала. Том 3. Так не бывает

– Ну, хочешь, я перед всеми попрошу у тебя прощения? – сказала вдруг та, по-своему истолковав Сашино молчание. – Возьму микрофон и…

– Не надо, – Саша помотала головой и добавила, улыбнувшись: – Проехали.

И протянула Людке руку.

Они так и вошли в зал – вместе. Несколько человек поблизости, заметив их появление, перестали было танцевать и напряжённо уставились на вошедших, толкая и дёргая соседей. Но Супруниха взяла Сашу за руку и увлекла в круг танцующих, тем самым давая всем понять: порядок! Недоразумение улажено, мир восстановлен.

Саша оставалась в кружке супрунихиного класса, выплёскивая весь нереализованный боевой задор в энергичном танце. «Вэшники» прыгали, кружились и дурачились напропалую – это был дружный, шумный и заводной класс – и Саша, которая редко ходила на школьные дискотеки и толком не умела танцевать, забыла о своей неловкости, втянутая в водоворот их веселья. Её одноклассников нигде видно не было. Это её слегка тревожило, не сказать чтобы сильно. Вскоре она и вовсе перестала думать о них, томно покачиваясь в танце в объятиях Славика, упиваясь его близостью в той интимной полутьме, в которую погрузился зал с первыми звуками медленного танца.

Когда последний аккорд отзвенел и растаял под сводами зала, она нехотя подняла голову с его плеча и увидела его блестящие в темноте глаза. Он немного ослабил узел сцепленных рук и, сглотнув, тихо спросил:

– Хочешь пить?

Не в силах говорить, Саша кивнула. Славик нашёл её руку, и они направились к тем дверям зала, которые вели в нарядно убранную школьную столовую с накрытыми столами. Щурясь от яркого света, они вышли из зала – и столкнулись с Ольгой Седых, которая как раз собирались войти. За ней, в некотором отдалении, следовала её камарилья.

После едва заметной заминки Саша почувствовала, как Славик крепко сплёл её пальцы со своими и продолжил путь, словно ничего и не было. Она скользнула взглядом по лицам, пытаясь прочесть, что несёт ей их возвращение. Кто-то пытался улыбнуться, кто-то отвёл глаза. Царственное лицо Седых было тёмным от густого румянца, словно раскалённая докрасна поверхность, под которой полыхает пламя. Глаза же её, напротив, оцарапали Сашу двумя острыми льдинками – и тут же метнулись в сторону зала, куда она и направила свои величественные стопы. Её присные последовали за ней, один за другим, непривычно молчаливые, словно в дом к покойнику.

Они уже допивали свой лимонад, когда в столовую с шумом ввалились мальчишки. Запахло одеколоном и куревом, аккуратные горки сладостей и закусок тут же пришли в расстройство. Громко хлопнула пробка, зашипело и запенилось, парни стали, толкаясь локтями, подставлять бокалы и стаканы – что кому попалось под руку – послышалось: «Не наглей!» – «Эээй, подвинься!» – «Будешь?» – «Не, я только водку…» – «Дай мне!» Шутов подошёл к Саше, держа в каждой руке по бокалу.

– Давай выпьем, Рогозина, за нашу несбывшуюся любовь!

Саша прыснула и машинально приняла шампанское, поглядела на Славика. Тот, глядя на Шутова, улыбался от уха до уха.

– Что ты на него оглядываешься? Ему и так досталось всё! – он дерзко и насмешливо взглянул на Славика, с вызовом сунул в карман брюк освободившуюся руку. – Я что, не могу выпить напоследок с одноклассницей?

– Можешь.

– То-то же. Давай чокнемся!

Саша отпила глоток. Шутов залпом осушил бокал и, сквозь выступившие от пузырьков слёзы, заговорил.

– Я вот что хочу сказать. Чтоб ты знала. Я ни секунды не верил в эти бредни насчёт тебя. И никогда не верил ничему, что они на тебя клепали. И никто из них тоже! – он повёл пустым бокалом в сторону мальчишек, которые с шумом и хохотом набивали рты. Повернулся к ним, крикнул: – Эй! – и, так как его не услышали, пронзительно свистнул. Все жующие физиономии тут же обратились к нему. – Кто-нибудь из вас верит тому, что рассказывают про Рогозину?

Парни замотали головами, замычали что-то неразборчивое с набитыми ртами.

– Дуры они, Сашка, не бери в голову! – крикнул Воробей. – Правильно Дед их отщучил. – И он затолкал в рот большой ломоть «наполеона».

Время от времени Саше снился один и тот же сон. Это началось, когда ушёл отец. Однажды всполошённая бабушка, разбуженная Сашиными жалобными стонами, спросила, что ей приснилось, и Саша растерялась, потому что рассказать, что же её так напугало, не был никакой возможности. Окончательно проснувшись, она сидела с широко открытыми глазами на своей половине широкой кровати, которую они делили с бабушкой, и молчала.