Вадим Степанов - Хронофобия

Это произошло на вступительных экзаменах. В окно палило жаркое солнце, соседка слева нестерпимо обволакивала ароматом ванили, проверяющие громко вышагивали вдоль аудитории. Все нужные галочки уже проставлены, цифры и буквы вписаны. Юре оставалось черкнуть на бланке последнюю закорючку, и можно было сдавать. Недаром потраченные деньги родителей на репетиторов, не зря утекшее время. Бам!

Именно время вдруг стало очень важным для абитуриента. Юра отложил ручку и посмотрел на одного из проверяющих. Пожилой дядечка в поношенном пиджаке тоскливо смотрел в панорамное окно. Сколько ему еще осталось? Может, десять – двенадцать лет и сколько-то месяцев. И то, если старческая болезнь или пьяный водитель не подправят этот расчет. А сколько осталось Юре? Ему сейчас семнадцать, лишний вес, не самая лучшая наследственность – диабет обоих родителей. Ну пятьдесят, шестьдесят при хорошем раскладе максимум. А ведь это так мало. Прошлый год, например, пролетел вообще незаметно. Вот он еще на последних каникулах с родителями едет на море – и раз: аттестат, выпускной и вступительные экзамены. А дальше? Дальше, говорят, жизнь летит еще быстрее. Не успеешь оглянуться, и тебе уже тридцать, а от тридцати до пятидесяти уже рукой подать. А что за человек после полувековой жизни – огарок. Он тлеет, угасая с каждым днем все сильнее.

На спине выступил холодный пот, голова закружилась, стало тяжело дышать. Что это? Что происходить? Воздуха! Зачем такие большие закрытые окна. Юра вскочил со своего места и побежал к выходу.

– Молодой человек, – услышал он вдогонку, – выходить запрещается!

Юра остановился на мгновение, повернулся, ища взглядом возмутившегося его внезапным уходом. Он хотел объяснить, сказать, что уже все сделал и только секунда ему нужна, чтобы впустить в легкие хотя бы глоток свежего воздуха. Но вдруг дыхание перехватило, аудитория качнулась перед глазами и тут же померкла, в безумном вращении уходя в темноту.

– Обычный обморок, – сказал невозмутимый врач, записывая что-то на бланке, – переутомление, стресс.

– Но он уже сдал работу? – спросила мать, с надеждой высматривая в потном лице одного из проверяющих ответ.

– Мы ее не нашли, – вытирая платочком лоб, ответил тот.

– Но ты же написал уже, правда?

Обращение к слабому после обморока сыну казалось ей вполне обосновано.

– Я написал, – ответил Юра. – Оставил ее на столе.

– Вам обязательно надо найти его работу, – потребовала женщина у проверяющего.

– Поверьте, мы все уже смотрели. В аудитории ничего не осталось.

– Значит, ее кто-то взял, – заключила мать. – Мог же кто-то ее взять?

– Вряд ли. Да и зачем? – ответил проверяющий. – Все задания индивидуальны. Не переживайте вы так, он еще может пересдать в сентябре.

– Что вы такое говорите «в сентябре»? Он же золотой медалист, он хоть сейчас может все пересдать.

– Мам.

– Юрочка, ты легко справишься с этими заданиями. Сейчас я поговорю с комиссией…

– Мам, поехали домой. Мне очень плохо.

– Юрочка, что…

– Послушайте, – проверяющий демонстративно посмотрел на часы. – Сейчас все равно уже никто не будет принимать у него экзамен. Так не бывает, чтобы из-за одного человека оставалась комиссия. Да и вашему сыну, очевидно, еще не очень хорошо. Поезжайте домой. Ничего не случится, если он сдаст в сентябре. Более того, он может поступить на вечерний, а потом перевестись. Поверьте, если он действительно медалист, это не составит труда, и даже год он не потеряет. А сейчас извините, но меня уже ждут.

Проверяющий попрощался с местным доктором и испарился.

– Так, – резюмировал доктор, – сотрясения, похоже, нет. Слабость и головокружение еще могут быть. Но незначительно. Пускай выспится как следует, гуляет побольше, только не на солнце – вечером, и пьет много жидкости. Если завтра будут сильные головные боли, тошнота или что-то похожее – приезжайте в больницу, будем обследовать. А пока я не вижу причин для паники. Просто стресс, переутомление. Ну и… Пусть ваш мальчик спортом, что ли, займется. У него явно перевес.

– Это генетически, – заступилась мать, – у него широкая кость.

– Конечно, – хмыкнул доктор и, попрощавшись, ушел.

Прохладный коридор, куда оттащили грузное, обморочное тело Юры, практически опустел. Его положили на мягкие стулья, составленные вместе. Сперва он этого не заметил, мягкими стулья являлись лишь по названию, лежать на них долго невыносимо. Затекла подвернутая за спину рука, болели, упершиеся в межстульное пространство ребра.