Виктор Акатов - Пепел Чернобыля. Дневник ликвидатора. Роман в четырех частях

– Ну, не знаю. Только многие винили его. И мне этим тыкали. Потому я, по специальности механик, решил, что где-нибудь пригожусь. Пробрался в зону по какой-то тропе, попросился в строительную организацию, сказал, что местный, никого у меня нет, документов нет, деваться некуда. Поверили, приняли. Выполнял всякую работу, какую давали. На Новый год все уезжали по домам, ну и я попросился съездить в Киев на недельку передохнуть. Дескать, к дальним родственникам, а сам мотнулся домой к семье, в Пермь. Приехал, нарассказывался, возможно переволновался и на второй день инфаркт. Долго лечился. А документов, когда уехал, не взял! Всё, что было со мной, там и осталось. Числился-то не как командировочный, деньги получал на месте, документов у меня никаких не было, пропуск в зону с собой взял, но он куда-то задевался, так и не нашел. Сколько лет доказываю, что я – ликвидатор. Полное название организации оказалось и не знал. Говорю, хозяйство Горбунова. А какого Горбунова, откуда он, и не задумывался, работал да и работал. Кадровые документы теперь где-то в другой стране, на Украине. Вот и получается, и был там, и не был… Ну, да ладно. А ты куда путь держишь?

– В Москву.

– По делам или отдыхать?

Я думал, говорить или нет. Почему-то не хотелось лукавить перед этим человеком. Но и при всех говорить, куда еду, тоже ни к чему, если знает, поймет, не знает, ну и ладно. Ответил коротко:

– Да, так, на Каширку.

– Во дела! Я тоже туда еду. Ну ты даёшь! Вот это да! Правда я сначала мотнусь в Киев, один хороший человек помог разыскать организацию, в которой я работал, а потом тоже на Каширку, – и оглядывая попутчиков, грустно объяснил им. – Это Всесоюзный онкологический центр при Академии наук 16 16 Ныне Российский онкологический научный центр им. Академика Н. Н. Блохина Российской академии медицинских наук. . Последнее пристанище. Он находится на Каширском шоссе. Все, кто там побывал, называют его просто Каширка. Петро, а что у тебя? Операция была? Какой раз едешь?

– Оперировали, вот еду четвертый раз. До того лечился в Воробьевке в 87-ом и семь лет назад тоже. А ты?

– Шестой. Но все на Каширке. Теперь, наверное, надолго. Или… Вот, только надо документы выправить, чтобы моей любимой женушке пенсию после меня прибавили. Сказали, вышлют бумаги, а я решил сам съездить, а то мало ли что. Вдруг времени осталось немного…

Неожиданное возвращение

В вагоне стало тихо. Все опять прильнули к окнам, хотя там ничего необычного не было: лес, столбы, насыпь. Видимо, говорить никому больше не хотелось.

Так бывает: затронут тему, а она вон как выплеснется. А всем хочется покоя. Зачем своей бедой других нагружать. У них своих проблем, хоть отбавляй, и для них они важнее любого чужого горя. Всякому своя болячка больней. Как у Бунина:

Хотя у Бунина – « мужского страданья ». Он это написал в дни сильнейшей депрессии, и в принципе верно для любого человека.

Люди преодолевают всякие напасти. Целыми гроздьями, одна за другой они сваливаются, превращая жизнь в беспросветную суету. И человек несет этот крест, который сам на себя взвалил. Зачем ему чужие проблемы?

Оттого мне стало неловко, что Николай и я потревожили попутчиков нашим разговором. Жаль, что и день начался с безрадостных чернобыльских воспоминаний, от которых все эти годы старался убегать. Ведь я родился в тех местах, там прошло моё детство. А потом эта трагедия. И слышать и думать об этом мучительно. Даже по прошествии почти двадцати лет.

Чтобы как-то разрядить ставшую натянутой обстановку, я пригласил Николая выйти в тамбур подымить, хотя сам не курю уже много лет. Вышли и погрузились в воспоминания, как друзья, не встречавшиеся целую вечность, почти до Москвы…

Только увидев, что уже проехали Мытищи, вернулись в вагон. Все были с нами очень приветливы, говорили, что волновались, куда мы делись, выглядывали в тамбур, там ли мы, что пора собираться, скоро Москва. Только «начальник» молчал, смотрел в окно, изредка косо поглядывая на нас.

Он первым вышел из вагона, насупившись, не сказав никому ни слова. Остальные очень трогательно прощались с нами.

Мы с Николаем собирались неспешно. Вышли на перрон, опять закурили, разговорились. Только решили идти к вокзалу, глядим, «начальник» возвращается. Подумали, наверно что-то забыл. Но он не стал заходить в вагон. Подошел, потоптался возле нас, потом вдруг говорит Николаю: