Ирина Витковская - Птица Мамыра

– Вот в этом вся проблема. Знаешь, мне не нравится, как Колбасьев расставляет акценты. В субботу, как мы и обсуждали, видишь ли, уже нельзя – «они с пацанами на футбол идут». Продавливает теперь воскресенье и пивной ресторан. Что думаешь?

– Н-не знаю. А ты кого из мальчиков хотела бы видеть?

– Ни-ко-го. Только вас. Думай, Каретникова.

Характером Тая пошла в маму – тихоню и миротворицу. Только страх за дочку заставил её бросить горького пьяницу мужа, а так бы терпела и терпела.

Тая помнит, как они переезжали: зимой, в трескучий мороз, на санках.

Кверху дверцами, плашмя, на санках лежал лёгкий фанерный шкаф; в шкафу, придерживая створки, сидела Тая и не давала выпасть узлам с их немудрёным барахлишком.

Старая, за выездом, двухкомнатная квартира в хрущёвке показалась невозможными светлыми хоромами; даже почти полное отсутствие мебели не могло омрачить радости обладания этим чудом.

Спали вдвоём на сундуке, обедали в комнате за древним круглым столом, который подарили новые соседи. Прожжённый утюгом треугольник в центре мама прикрыла штопаной-перештопаной гобеленовой скатертью с бахромой, и счастье накрыло обеих – богато получилось! Гармонировало с ковриком, повешенным над сундуком, – мельница, мосточек, девушка с вязанкой дров. А кухонного стола у них тогда просто не было, как не было и много чего ещё, вторую комнату, абсолютно пустую, украшал только книжный фанерный шкаф, тот самый, привезённый на санках.

Прекрасным казалось всё – и большие, натёртые газетой до невыносимого блеска окна, и линолеум в шашечку, постеленный в кухне и коридоре прежними хозяевами, и, конечно, ванна – огромная для их худосочных тел. Из плоского крана с шумом била горячая вода, наполняя белоснежную, шершавую от бесконечной борьбы с ржавчиной ёмкость, и Тая ныряла и плескалась в ней, купая в мыльной пене мочалку, а мама смеялась от счастья и ловила скользкими руками вёрткое, худенькое тельце.

Мама воспитала в Тае твёрдую убеждённость, что жизнь даёт гораздо больше, чем они заслуживают. Это свойство помогло ей в дальнейшем считать бесценным то малое, что у них имелось, и с лёгкостью переносить отсутствие того, чего быть не могло. Ковры, мебельные стенки, модные вещи – некоторые без них просто заболевали, а они ничего, жили себе спокойно. Коричневое форменное платье, да габардиновая юбка-шестиклинка, да свитер-лапша – вот и все наряды. Тая очень медленно росла и никак не набирала нужный вес. Бесплотное тело не отрывало пуговицы на поясе юбки, лёгкие ноги не истирали обувь – по этой причине гардероб будто и не снашивался.

– Алло! Кто это? Я куда попала?

– Лорик. Не кричи. Это я, Тая! Слышу тебя.

– Таиска! Таиска! Эй, заприте Маршала! И уберите орла! Я кому говорю, уберите орла!..

– Лорик, миленький. Что у тебя происходит? Маршал – кот твой, да? Лариса! А орёл у тебя откуда? Орёл? Вы что, орла завели?

– Ф-фу. Да. Прости. Маршал, сволочь, колготки когтит. Гад, три затяжки! А орёл – нет, не завели, что ты… Это Коля Орёл, сосед наш, уже пьяный в сосиску. Самогонку на кухне со Славкой пробуют. Видать, удалась. Он, когда нажрётся, вспоминает, что любит меня. Рвётся руки слюнявить. И на колени падает. Да фиг с ним. Таиска! Ты идёшь, короче?

– Я могу. Хочу вас всех…

– Тока… Таиска. Заприте Маршала, я сказала! Да… Короче. Тут такое дело. Колбасьев, гад, прямо вдурь обулся. В воскресенье ему и в пивной. Ну и мы себя не на помойке нашли, правда? Короче, одни встречаемся, согласна?

С переездом в новый дом началась и новая жизнь – с новыми соседями, новой работой мамы. В квартире через стенку проживала Келбет Гумаровна – Прекрасная Казашка, в которую мама и Тая влюбились с первого взгляда. Прекрасная Казашка – балерина на пенсии – воспитывала внука Димку, которому шёл седьмой год, и руководила детской балетной студией «Аврора». «Келбет» – в переводе с казахского – стройная, статная. «Как так, – частенько думала Тая, – откуда они знали, когда давали имя, там, в своей казахской деревне, что из младенца вырастет такая…» Высокоскулую, с тонким овалом лица и точёной шеей, пятидесятисемилетнюю соседку нисколько не портили ни смуглая кожа, ни морщины. По лестнице она взлетала, никогда не глядя вниз, будто и не касаясь ступеней, – лёгкая, стремительная. Ногу в вертикальном шпагате поднимала со смехом, моментально и без напряжения, по первой Таиной просьбе, благо под юбкой ли, под халатом, всегда было чёрное балетное трико до середины бедра. Запойный персонаж с четвёртого этажа – Коля Бармалей, завидев её на лестнице, каждый раз почтительно останавливался и начинал специальным рокочущим голосом декламировать, мотая в такт седой кудрявой головушкой: