Сабина Джафар - Виновата Ева

ГЛАВА 2

Азаб

«Если была возможность забыть, я б расписал все стены её словами.»

– Нужны ли нам новые лозунги, мой друг? – с наигранной артистичностью проговорил Эльвин. Он пародировал старого революционера из Латвии. Все его хоть раз пародировали в группе, кроме одного. Начали они лишь с непрофессионально нарисованных карикатур в чёрном блокноте: безголовые люди в дорогих костюмах, деньги, обмокшие в крови, в коробке из-под картофеля. Сожжённые книги в посольстве некой страны. Они не боялись открыто выступать, они лишь были достаточно смышлены, чтобы не кричать открыто.

Обычно их было пятеро, но в эту ночь был ещё один человек.

– Нам стоит придумать кое-какие критерии для новичков. – возразил Хамид. Выбритая на лысо голова, не свежая щетина. Он был одет в серый свитер и в спортивные штаны. Хамид всегда так одевался, за исключением дней рождения и похорон.

– Да. Но есть другой вариант.– его глаза засверкали в полутёмной комнате, свет в северной части комнаты нередко угасал и зажигался. Азаб. Двадцатидвухлетний парень с невероятно вольным характером, упрям и без сравнения с животными. Парень, который не знает границ, не принадлежит ни к какому дому, ни к какой семье и государству. Человек, продавший душу ветру.

Он встал со своего стула, который находился около огромного окна. Была полночь, ровно три часа назад их глаза впервые встретились.

– Тебе стоит уйти.-поставил руки по обе стороны от стула девушки и чуть приблизился. Девушка чуть было подумала о поцелуе. Бестактность зашкаливала, но именно это качество давало возможность строить идеальный для него мир. Эвфемизмы были не для него.

– Милый, ты это зачем… – надутые гелем губы, перманентные брови, короткие наряды- всё, чем можно охарактеризовать внешность двадцатилетней девушки.

– Вставай.– он выпрямился. Позвать одну из кукол было плохой идеей, можно взять за причину то, что уровень интеллекта не дотягивал до должного. Раньше их межеумочность не резала глаза, но сегодня его мысли были заняты другим и, потрафлять хотелось лишь мыслям и себе.

Она покинула крышу со слезами на глазах. Лампы замигали и её след простыл.

– Грубо.– опрокинула слово Айлин.

– Зачем вообще вы её позвали? —возмутилась Наиля.

– Не знаю.– сказал Азаб, сам не зная, почему вдруг она и такие, как она, обесценились в его глазах.

Они собирались на красной улице, их место встречи всегда были крыши разных зданий. Места всегда оживлялись с их приходом, музыка в стиле гранж, одежды в подобающем стиле. Их встречи не ограничивались крышами, но были несменными местами встречи перед рисованием на стенах улиц. Они не кричали на улицах с плакатами, они рисовали. Слова на стенах возле метро, «питомник», 8-ой микрорайон, мосты- везде были они. Они никогда не рисовали в определённое время, утром в пять, когда на улицах были лишь работники ассенизации, вечером в 8, когда тётя Севиль выгуливала собак, для них не существовали понятия пространства и времени.

Думал ли он о ней? Это сложно было не заметить для него самому. Он переигрывал один и тот же сценарий в своей голове, те сорок пять минут. Оглядываясь по сторонам, мысленно искал плеер. Громкая музыка должна была затмить внутренние голоса, она всегда помогала: когда его выгнали с работы за то, что он нарисовал огромный граффити на стене офиса; когда были бесконечные ссоры с родителями, пока их совсем не стало.

Он родился в небольшом городе Гянджа, где по утрам, с восходом солнца люди рано вставали и шли на работу, а вечером с заходом солнца обратно возвращались, по субботам и воскресеньям им оставалось только улаживать домашнее хозяйство, да и отчасти заниматься воспитанием детей.

Воспитанием Азаб никто толком не занимался, даже его дядя спекулянт, который жил в Гёйгёль, навещал его не чаще 3 раз в году. Его родители родом из Гянджи, который находился на высоте 408 метров над уровнем моря, в северо-западной части страны, были очень стары, матери было 48, когда ему было 14, а отцу-55. От нелёгкой работы в винном заводе, у матери расширились вены, и ей приходилось только спать или лежать, после возвращения домой. Их непростая жизнь прервалась в пятницу, одним июльским вечером, когда они напились и не заметили автомобиль напротив. Азаб ненавидел алкоголь, но его тянуло к нему. Он видел в алкоголе свою семью, и лишь напившись, переставал их обвинять, будучи пьяным, он лишь любил их.

– Что с ним? – спросила Айлин, с не поддельным беспокойством. Она всегда волновалась за него, из-за его вспыльчивого характера, волновалась, даже когда он был рядом. Представьте огромное небо и на ней лишь одну птицу, вольную и далёкую. И представьте девушку, которая сидит на балконе деревянного дома, одна. Её всегда пугало безмолвие, блуждающий взгляд и мысли, но больше всего выражения в безмолвии.