Лариса Порхун: И вся любовь…

Так вот, до сих пор, во время отсутствия хозяина за Филиппом присматривала двоюродная сестра Артура. Кот её знал, жила она недалеко, так что никаких проблем не было. Но в этом году, она сама с семьёй по горящей путёвке улетала на все новогодние каникулы в Египет, и поэтому нужно было срочно что-то решать. Артур перебрал в памяти всех друзей и знакомых. Кого-то категорически отмёл сам, кто-то не подходил по медицинским, территориальным или этическим соображениям. Или в силу того, что точно также уезжал на праздники. О том, чтобы отдать Филиппа в специальное место или отдать ключи от квартиры чужому, нанятому для кормления кота человеку, не могло быть и речи. И тогда кто-то из приятелей подсказал ему один оригинальный способ: написать объявление и разместить в социальной сети. Артур, хоть и не очень охотно, но всё же согласился. А что ещё оставалось делать? До отъезда какая-то неделя, уже оплачены билеты, приобретены новые плавки и практически собран чемодан, а тут кота не с кем оставить. Он написал довольно трогательное письмо, где прямо заявил о своей острой потребности в добром и заботливом человеке. Далее перечислил основные достоинства кота, его привычки (которые вполне можно было свести к двум преобладающим: есть и, разумеется, спать) и его приятного, во всех отношениях характера. Присовокупил фотографию симпатяги Филиппа и сделал три приписки в конце: 1. оплата по договорённости , 2. возможно проживание, 3. равнодушным к котам, и не любящим этих животных, просьба не беспокоиться.

2.

В это самое время, на другом конце города, тридцатилетняя Сима привычно и равнодушно слушала монолог своей мачехи Полины. Сима, невзрачная, худенькая, в больших очках с неопределённого цвета волосами девушка, давно поняла, что Полине очень важно говорить самой. Иногда Сима смотрела на неё, и не без восхищения думала, что вот по ком наверняка до сих пор где-то плачет скамья в театральном институте. Симе очень бы хотелось знать, что делает Полина, когда остаётся совершенно одна? Или такого не бывает, в принципе? Наверное, подходит к зеркалу и продолжает… играть, прислушиваясь к несмолкающим и продолжительным аплодисментам. Полина, яркая и эффектная, как тропическая бабочка, между тем, продолжала:

– Тебе уже тридцать, Симка! – она закатывала глаза, и делала выразительную паузу, прямо по Станиславскому, мимически подкрепляя весь ужас Симиного положения, – Господи! – потрясала она изящными руками, с длинными пальцами и великолепным маникюром, – Ну и имечко, кстати, Симка ! Ты что, девочка-шуруп из дурацкого мультика? Чего ты смеёшься? Самое время плакать! Ну ладно, допустим, это не твоя вина… Не можешь же ты, в самом деле, отвечать за то, что у твоих родителей ни ума, я извиняюсь, ни фантазии… Где они, вообще откопали это имя? В древних церковных скрижалях? С таким же успехом могли сразу после рождения, повязать тебе платок на голову и закинуть на порог монастыря, а что ещё делать? С таким, знаешь, имечком туда только и дорога… Но это ещё полбеды. Ты на себя посмотри? В чём ты ходишь? Что у тебя в жизни есть кроме работы?

– Вы у меня есть, – постаралась вставить Сима, – папа, ты, Юрик…

– Ах, оставь, пожалуйста, – взмахнула рукой Полина, – это ерунда полнейшая… Причём тут это? Тем более что мужикам, чтоб ты знала, вообще всё фиолетово, по большому счёту. Папа твой искренне считает, что волноваться не о чем, а Юрику – пятнадцать, ещё немного и он, фьють, – Полина небрежно качнула пальчиками в направлении двери, – Я же говорю о другом, тебе три дня назад исполнилось тридцать лет! И где ты праздновала свой юбилей? Правильно! В своём доме, в кугу своей семьи… О, боже! Воистину, нет хуже наказания для женщины, чем сочетание – умная дура… – она резко повернулась к Симе, – Я спрашиваю у тебя, какие планы, а ты опять: «да никаких, всё, как обычно»… Полина снова закатила глаза, – Где твои друзья? С кем ты общаешься? Я не имею сейчас в виду членов педагогического совета твоей школы, я говорю о круге общения… – Полина махнула рукой, с таким видом, словно и сама была уверена в полной безрезультативности всего того, что она только что сказала и ещё собирается сказать, – Почему, например, ты снова в этой жуткой кофте? Где платье, что я купила тебе ко дню рождения? Прости, конечно, может это и не моё дело, но на что ты потратила деньги, которые мы подарили тебе с твоим папой? Можешь не отвечать, я и так знаю, где… Там же, где ты их положила… А если и потратила, то только на кошачий и собачий корм, чтобы, как всегда, кормить всех этих встречающихся на твоём пути бродячих паразитов.