Элизабет Гафри - Если меня не станет… Прощаясь – помни

Улыбка вновь появилась на моем лице. Такое не могло не радовать.

Мне Барс как-то рассказал про нашу первую встречу. Надо же, не побоялась, Ленку попросила. Удивительно. При всей её стеснительности, застенчивости она не побоялась меня позвать. Конечно, стеснялась потом, не знала, с чего разговор начать, но улыбалась, шутила.

– Да-а-а, – вздохнул я, – сейчас она уже не стесняется. Уже не боится. А как защищать меня кинулась сегодня, полный атас! Меня ещё никто и никогда из девчонок не кидался защищать. Все время я за кого-то из них, а они обычно визжат как курицы не переставая. Пугаются и не знают, что делать. Та же Вичка: ну зажали ее пацаны, и что? Ничего же не делали, просто держали, а она на коленках ко мне ползла, уже вся в слезах. Не представляю, чтобы Мика на колени встала, не могу.

Она вон даже в стойку встала сегодня, как я. Знаю же, что она ничем таким не занимается, а вот встала же!

Я опять усмехнулся своим мыслям и воспоминаниям. И опять уголки губ взметнулись вверх. Столько раз за день в грязи искупалась и все равно не сдалась. Удивительная она. Ни на кого не похожая. И моя! Ничего, сейчас с бабулей переговорю и заберу её оттуда. Я уже повернул в деревню, когда увидел, что в окнах горит свет. А вот это уже странно. Обычно она меня не ждёт. Знает, что гуляю и могу задержаться.

Я забеспокоился и ускорил шаг, а зайдя домой, не поверил глазам. На кухне сидела мама. Вся в слезах и с синяком на правой щеке.

– Камиль, детка, где ты был? – кинулась она ко мне. – Я тебя уже часа три жду. И к Жене сходила.

– Что случилось, мам? Почему у тебя синяк? – я поднял мамино лицо за подбородок вверх.

Мама сразу вывернулась и постаралась прикрыть щеку рукой.

– Ничего.

– Мам, – с нажимом сказал я, добавляя металл в голос. – Не смей говорить, что это об косяк! – А это об косяк, случайно получилось. Где ты был? – постаралась она сменить тему, но тут вышла бабушка с мешочком со льдом.

– На, Викуля, я тут… – ласково сказала она и в этот момент увидела меня.

– Я его убью! – прошептал я и пулей вылетел из дома.

– Камиль, – закричали мама с бабушкой. – Камиль, вернись! Мама выскочила на крыльцо, услышав, как я вывожу мотоцикл из гаража.

– Камиль, – кинулась она ко мне, – не надо, сынок. Не надо. Да и куда ты на ночь глядя, родной?!

Я не обратил на неё никакого внимания и уже завёл мотор, когда на крыльцо вышла бабушка, и в этот же момент мама осела на землю.

– Мам? – испугался я. – Мам? Рядом разохалась бабушка. Я быстро заглушил мотор и, поставив мотоцикл на подножку, кинулся к матери.

– Мам, что с тобой?

Мать держалась за сердце и была бледнее мела.

– Сердце, Камиль. Корвалол, мне нужен корвалол.

Бабушка опрометью кинулась в дом, а я подхватил мать на руки и понёс ее следом за бабушкой.

– Скорую вызывать бесполезно, – констатировала бабушка, – пока доедет… Мать выпила предложенный ей корвалол и немного расслабилась.

– Обещай, что не поедешь домой, родной, – тихо попросила она меня.

– Как ты, мам? Тебе лучше?

– Мне лучше. Но обещай, что не поедешь! – Хорошо, сегодня не поеду, но так не оставлю.

– Сынок, не надо. Я все уже решила. Мы разведемся. И пока переедем к маме. Ты все равно с сентября будешь жить в общежитии. Я пока у мамы, а когда развод оформлю, то квартиру поделим, и я куплю что-нибудь в Смоленске.

– Мам, этих денег не хватит даже на комнату в Смоленске. Ты должна это знать.

– Ну, значит, куплю у нас, а поднакоплю – и перееду. Не переживай и не делай глупостей, ладно?

– Хорошо, – согласился я, но в душе ещё не успокоился. Я все равно этого так не оставлю. Как он вообще посмел на мать руку поднять? Конечно, легко обижать беззащитных. А если бы я был дома, он бы даже не посмел подойти, сволочь.

Как же я был зол! Но время шло, мама немного пришла в себя, но попросила побыть с ней, пока не уснёт. Я разрывался на части. Мика, должно быть, с ума сходит. Ладно, придётся пока побыть с мамой, а завтра я съезжу к Мике.

Что значит судьба и как важен случай…

Он может повернуть все как можно лучше, а может разрезать жизнь на грани до бездны и уже в ней. У меня теперь не было беззаботной жизни, не было той весёлости, которая всегда была присуща мне. Моя жизнь разделилась на до и после. Я резко повзрослела.

С Игорем я не разговаривала и не шутила, больше не позволяя себе с ним смеяться. Он после того случая даже попытался наладить контакт и попросил – очень скупо – прощения. Мол, не увидел, не разобрал, обознался. То, что он избил Ленку до полусмерти, в расчёт не брал, но подумав, что я ей навредила, решил убить меня.