Евгений Скоблов - Альбом Времени №7. Повесть и рассказы

Это было ужасно. Голова Сергея откинулась, самого его отбросило примерно на два шага и, хотя на ногах он устоял, глаза, что называется «поплыли». Я тут же очень пожалел об этом. Никогда больше ни «до» ни «после» мне не было так больно и стыдно от собственного поступка. Я повернулся к учителю и увидел БОЛЬ в её глазах, за стёклами очков. Это была боль и за Тырмака, и за меня… Не помню точно, что она тогда сказала, но голос её дрожал и это усилило трагизм ситуации.

Сергей Тырмак был слабым учеником, умом, смекалкой и физической ловкостью не отличавшийся. Но человеком он был беззлобным, достаточно щедрым и в общем, обыкновенным весёлым шалопаем. После окончания восьмого класса его родителям объяснили в администрации школы, что обучение в девятом классе Сергею не по силам и будет лучше, если он поступит в техническое, в крайнем случае профессионально-техническое учебное заведение.

Евгения Михайловна продолжала что-то говорить, и я почувствовал, что в её возмущении от произошедшего, кроме собственно, оценки моего безобразного поступка, было что-то ещё. Через много лет, вспоминая этот случай, я понял что. За нестандартностью и некоторыми странностями в поведении Тырмака, она усматривала слабость и отставание в развитии. Наши учителя всегда видели и знали больше, чем мы. Они, что называется, кожей чувствовали своих учеников, опираясь на многолетний педагогический и жизненный опыт. И ей было очень жаль Сергея… Блин, я сам едва не расплакался, прямо там, на месте.

Сергей взял портфель и, опустив плечи, став при этом чуть ли не в полтора раза меньше в размерах, тихонько вышел из класса. Девочки, стоявшие рядом словно онемели, они никак не ожидали от меня такой злой и нехорошей прыти… Господи, как же мне было стыдно! Я попытался всем объяснить, как было дело, и за что, собственно я его ударил, но прозвучало это не убедительно, как оправдание.

Евгения Михайловна молча взяла мой дневник, молча вывела мою «четвёрку» и молча отдала дневник. С тех пор все мои усилия по русской литературе, вплоть до выпускного экзамена в десятом классе, оценивались не выше оценки «хорошо», хотя я любил, знал гораздо больше, чем этого требовала программа и претендовал на более высокую отметку. На устном экзамене по литературе я ответил на «отлично», но Евгения Михайловна, похвалив меня перед членами комиссии (состоящей ещё из двух преподавателей и завуча) и поставив в пример другим ученикам, аккуратно поставила «четвёрку» в экзаменационную книжечку, и я знал почему. Впрочем и за сочинение, на которое отводилось шесть часов, и которое я с удовольствием написал (по книге Леонида Ильича Брежнева «Малая земля»), на мой взгляд очень хорошо и без единой грамматической ошибки, я тоже получил «хор»., но не был удивлён, потому как знал, что виноват…

А что же Тырмак? В тот же день, через два урока он подошёл ко мне на перемене, протянул руку и предложил «мир». Но с условием, что «в ответку» он даст мне по физиономии. Честно говоря, я был в совершенно разобранном состоянии, но руку ему пожал. А он, чисто символически приложил мягкий кулак к моей щеке. После окончания занятий мы шли вместе до угла улицы Двадцать пятого октября и болтали о всякой всячине…

В дальнейшем, на некоторое время мы стали если не друзьями, то хорошими приятелями и даже в летние каникулы несколько раз, вместе с другими ребятами ездили на рыбалку в районный посёлок Маломолинцы.

Ну и что тут можно изменить, или «подправить», спросите вы. И вправду, что было, то прошло… Но дело в том, что я не помню одной детали во всей этой истории. Я не помню, извинился ли я перед Сергеем Тырмаком. И попросил ли прощения у Евгении Михайловны за свой, неоправданно жестокий поступок. Это не отпечаталось в памяти, как все остальные детали. Сорок пять лет – слишком большой отрезок времени, по сути, целая жизнь.

И вот… раз уж я не в силах изменить того, что произошло тогда в классе русской литературы, то я, по крайней мере, в силах представить , что принёс извинения учителю литературы сразу после того, как Тырмак покинул класс. А потом, когда Сергей подошёл ко мне мириться, попросил прощения у него самого. И, если этого вдруг не случилось тогда (поскольку точно не помню), то пусть произойдёт сейчас… и тогда.

Итак.

Уважаемая Евгения Михайловна, прошу меня простить за то, что я ударил своего товарища в Вашем присутствии… Нет. Прошу простить за то, что повёл себя недостойно и ударил человека.