Ольга Куранова - #ЛитФак. Лучшие тексты первого сезона

На секунду ему даже показалось, что, приди эта девушка ночью и спусти своё голубое платьишко, он бы не вышел покурить.

Встала. Подобрала свои длинные ноги, спрятавшиеся под голубым подолом лёгкой юбки. Дитриху вспомнились немецкие девочки-восьмилетки: они надевали такие же платьица, заплетали в волосы синие ленты, как будто по их головам струились маленькие водопады. Распрямила спину – у редкого русского такая спина. Она ещё громко что-то пела, когда Дитрих бросил сигарету, выдохнул в расхлябанный воздух небрежное дымовое колечко и, развернувшись, засунул руки глубоко в карманы.

Однако мой рассказ об обожании , об этом удручающем, пустом, бездумном феномене по-прежнему будет неполным, если я не опишу императорских дочерей Ольгу и Александру.

Сразу должна оговориться, что дети императорской четы уделяли нам много меньше внимания, нежели государь с государыней. Лишь изредка удавалось нам украдкой глянуть на жену наследника, великую княгиню Марию Александровну. Мне она запомнилась такой, какой предстала перед институтками в Зимнем, когда нас водили по его просторным помещениям в год накануне нашего выпуска. Хрупкая, почти что бесплотная, она стояла у окна и смотрела на нас теплым, но отстраненным взглядом, будто была погружена в свои думы. Мы, возглавляемые самим императором, едва заметили ее, но я помню, как кольнуло мое сердце при виде ее худеньких ручек. Они были лишены той силы, которая, пусть и незаметная, отличала государыню Александру Федоровну, и Марию Александровну хотелось пожалеть и приголубить – дерзкие мечтания институтки! Позднее я поняла, что великая княгиня была в положении на позднем сроке, но, учитывая ее последующую судьбу, думаю, выпавшая ей ноша была и впрямь непосильна для нее.

Наследника мы почти не видели и не знали. Великий князь Константин Николаевич был примерно одного возраста с нами, младшие же императорские сыновья, Николай и Михаил, и того меньше, оттого мы не смущались их и даже осмеливались хихикать над ними, когда после балов и приемов переговаривались в дортуаре, наплевав на недовольные окрики классной дамы.

Старшая дочь Николая I, Мария, не удостаивала нас своими визитами. Ко времени моего обучения она была уже взрослой женщиной, мужней женой и матерью. Великая княгиня была озабочена теми же хлопотами, с коими ежедневно сталкивались наши далекие матушки, маменьки и мамаши , за тем лишь исключением, что ей никогда не приходилось изыскивать средств к существованию и бояться завтрашнего дня.

И совершенно иначе дело обстояло с великими княжнами Ольгой и Александрой.

Как трепетали наши сердца, когда мы различали их видные фигуры в неизменных белых платьях! Как отчаянно мы завидовали старшим ученицам, которые за несколько лет до нас носились запросто с ними по саду. Когда же мы впервые увидели их, великие княжны были уже почти взрослыми барышнями, восемнадцати и пятнадцати лет от роду, и вели себя подобающе своему статусу.

Оборачиваясь на свое институтское прошлое, сокрушаюсь и ужасаюсь тому, насколько мы оказались слепы в своем безрассудном обожании, насколько несправедливы были к обеим княжнам, и насколько ложным чувством оказалась любовь к ним, пусть и вызванная наилучшими порывами наших душ.

Великие княжны были нашими идолами. Что бы они ни делали, все нам казалось совершенным. Они могли играть с нами в мяч или ленту, танцевать с будущими выпускницами, которым не досталось кавалера на рождественском балу, или же, повинуясь неясному порыву, обнять особенно маленькую девочку. Мы жадно впитывали каждое их слово, каждый жест. Откуда-то разузнали их домашние прозвища, Олле и Адини, и с тех пор меж собой называли княжон только так. Частенько мы просили наших родичей принести нам старые газеты, что было разрешено, но вызывало крайнее неудовольствие классных дам, и затем выискивали заметки о княжнах. Эти короткие упоминания вырезались и вклеивались в особые памятные альбомы, вести которые было славной традицией институток.

Однако, к моему великому сожалению, наше глубокое почитание княжон было отравлено соперничеством и ревностью. Не знаю, как относились к великим княжнам старшие ученицы, знавшие их более коротко, нежели мы, но в нашем классе предпочитали Адини.

Помню, после нашего первого бала в 1840 году Леля, тогда еще крепко державшая свои позиции, собрала девочек вокруг своей постели и, взволнованная, с разметанными по спине белокурыми локонами, шептала: