Таня Сербиянова - Алле-ап! Манюня. Или любовные приключения Прасковьи

А Машке, администраторша, той бы, дурехе, промолчать, так нет же, какой там! И она, желая сверкнуть своей девичьей и короткой памятью им, тут же:

– Ну, как же! Ну, как Прасковью не вспомнить? Простите, кажется, я подзабыла ее фамилию… Сейчас посмотрю в журнал и скажу вам фамилию.

– Так она, оказывается, не бизнес-леди, а артистка цирка? А я-то думала, что она из богатых… Простите! Нет, правда ведь, но она так выглядела, – продолжала Машка, ковыряясь в записях регистрационного журнала и как бы оправдываясь, пред такими красивыми, за свою девичью забывчивость. Нашла нужную запись и очень обрадовалась, сообщая о ней приватные сведения.

Отойдя подальше от стойки регистрации, чтобы не услышали, одна из красавиц.

– Ну и дурища она! Поздравляю. Нам везет с тобой на болтливых баб! – сказала одна из красивых. – Мало того что опознала, так и вывали всю ее подноготную. Вот теперь нам можно немного расслабиться, как ты считаешь, Кисунечка, моя милая?! А может, вернемся и вселимся часика на три в номер? А им скажем, что нам для поиска потребовалось некоторое время…

Так они на пару и сделали.

И там, в номере гостиницы, предаваясь ласкам, вспоминали болтливую регистраторшу, которая, сама того не ведая, доставила им столько радости! А то бы они все бегали да узнавали о какой-то Манюне – любовнице этого самого и теперь навсегда замолчавшего Купола, зверски убиенного их хозяевами!

А тем временем…

Прасковья, все еще на что-то надеясь, приехав в город, привычно позвонила в гостиницу. Она раз в неделю так делала, чтобы узнать, не спрашивал ли о ней кто? Рассчитывала на весточку от Купола.

Вот, и на этот раз она уже хотела отложить трубку, как тут ей Машка – болтушка, взяла, да и выпалила по телефону, что ее, наконец-то нашли подруги по профессии.

– Какие подруги, какой профессии? – спросила с тревогой. – Машенька, а ты ничего не путаешь? Ну и как они выглядели, во что были одеты? – наседала Манюня, стараясь скрыть за вопросами свое беспокойство и необычайно сильное волнение.

Так она поняла, что с Купола покончено окончательно и что ее теперь зачем-то ищут…

Но зачем? – спрашивала себя, – что я такое для них означаю? Неужели ее будут преследовать только за то, что была с Купола? – говорила себе, еще веря в какое-то бандитское благородство, навязанное ей особым общением с Купола.

Нет! Что-то не то! – говорила себе, уже освобождаясь от уходящих иллюзий и возвращаясь к реальностям современной жизни.

Как женщина, оставаясь одна, она снова становилась осторожной и потому что-то неясное и тревожное почувствовала… Чувствовала, но пока что не могла найти объяснений этому беспокойству в их настойчивости.

А тем временем те самые красивые девочки, разметавшись телами на постели, насладившись, взаимно обнявшись, лежали и отдыхали удовлетворенно, взявшись за руки…

– Нет, – молвила как-то неуверенно Лапочка, одна из девиц, приподнимаясь на локте, – я все понимаю, но почему это именно нас зарядили на поиски?

– А ты что же, не рада?

– Ну что ты, Кисуня! Я рада! Я такая с тобою счастливая… – сказала и, наклонившись, нежно поцеловала свою любовницу и коллегу по профессии. – Но все же, – продолжала она, отрываясь и облизывая смятые губы, – почему это они именно нас с тобой на ее поиски бросили? Ведь такого раньше никогда не делали?

– Да, не делали… – отвечала подруга, поглаживая нежно отставленную в сторону ее изящную ручку, любуясь, отвислой и оголенной для нее грудью.

– Ну вот, видишь! Неспроста это, как считаешь?

– Да, неспроста… А ты раньше ничего такого о Купола не слышала? Так, вот, Лапочка, говорили, что Купола заныкал какое-то императорское кольцо.

– Императорское? Ну и какого же это императора, интересно знать?

– Нет, не императора, а кольцо императрицы, вот так, будет правильно. И кольцо то, бесценно, потому как… Так ты ничего не слышала?

– Впервые от тебя слышу! И что оно, такое уж ценное?

– Не то слово, – бесценное! Говорили, что подарил Николашка, ну царь наш, Николай второй, своей жене. А до этого…

– Так их же в семнадцатом году шлепнули! Значит, и кольцо у нее сперли…

– Вот именно! Но не в семнадцатом, а в восемнадцатом царя с его бабой завалили, а сами меж собой их барахло…

– Вот-вот! Так, всегда, как грохнут какого крутого, так золотишко и камушки себе… И, что, такое оно было ценное, что никак не смогли хорошенько заныкать? Я бы его заныкала…

– Э, нет, дорогая! Такое колечко как не прячь, а заныкать, как следует, не получится… Потому как, если уж Купола грохнули за это колечко, то нас с тобой и подавно бы… Да и вот еще что? Только об этом никому! Это я сама догадалась, – говорила Кисуня, – ты же знаешь, я умная.