Алексей Закревский - Ромео и Джамиля

Оба наряда сошлись. Закурили.

– Что тут, всё спокойно? Местных не видно? – как бы невзначай спросил Шамшур.

– Да, вроде, нет никого. Ночью кабан на дозорную тропу выходил. Его пацаны засекли в прибор ночного видения, но ветер дул с их стороны, поэтому они ближе даже не пытались подойти.

В другой раз Шамшур поподробнее бы расспросил о ночном появлении кабана, но сейчас тот его совсем не интересовал. Впереди было ещё семь часов непрерывного бдения, и он надеялся, что это время пройдёт не зря.

Тот день молодые бойцы, оказавшиеся в одном наряде с Шамшуром, запомнили особенно. Их старший не находил себе место. Он как гончая делал зигзаги по всему правому флангу. Нигде не задерживаясь и пяти минут, Шамшур кидался к любой овце, появлявшейся за рубежом прикрытия. Он проверял каждую впадину, каждый спуск к реке в надежде встретить там девушку, но всё было тщетно. К вечеру он вернулся на заставу в мрачном расположении духа.

***

Прошло почти две недели, в течение которых Шамшур постепенно успокоился. Он начал с иронией относиться к своему недавнему увлечению. Шутки, отпускаемые Ермиловым по этому поводу, уже не злили его, и он даже начал подыгрывать другу.

– Ну, что, Ромео, где твоя Дездемона!? – кочегар был весьма поверхностно знаком с творчеством великого драматурга.

– Ты хотел сказать Джульетта?

– Ну, да! Точно, Джульетта! Где твоя Джульетта кавказского разлива!

– Не знаю. Надеюсь, что встретила Отелло.

– Ух, ты какой злой! Не надо, Рома, огорчаться. Подумай сам – кто ты, а кто она. Ты через полгода вернёшься домой к себе на Украину, а она так и останется здесь кизяки овечьи месить.

– Она не останется, – заметил Шамшур. – Она из города.

– Так, что она тут делала?

– Наверное, в гости приезжала. Ты разве в детстве к бабушке в село не ездил?

– У меня нет родственников в селе. Мы все городские, – гордо заявил Ермилов.

– А у меня есть. Моя бабушка коз держала. Я когда пацаном приезжал к ней, она мне давала этих коз пасти. Бабушкин огород прямо к яру выходил. Там по склону везде были колышки вбиты. Я коз к колышкам привязывал, а сам на противоположном склоне землянику собирал. Я как домой вернусь – сразу в село поеду.

– О, идея! Мы после дембеля поедем к твоей бабуле вместе! Затоваримся хорошенько и загудим на недельку! Попьём самогоночки, вареников пожрём, девок пощупаем! У вас в деревне девки есть? Ты меня познакомишь с какой-нибудь? Я жуть как хохлушек люблю!

– Хорошо, познакомлю.

– Только, чтоб сисявые были! Я худых не люблю.

– Ладно, познакомлю с сисявыми, – пообещал Шамшур.

Оба друга сидели в курилке и поочерёдно затягивались одной сигаретой. Мимо через плац устало брели пыльные участники утреннего дозора. Старший наряда, увидев Шамшура, встрепенулся:

– Ромка, тебя сегодня на фланге спрашивали!

– Кто! – хором спросили Ермилов и Шамшур.

– Конь в пальто! Девка какая-то местная. А ну, давай колись, где ты уже наследить успел?

– Наш пострел везде поспел! – засмеялся другой дозорный. – Мы её спрашиваем: девочка, ты откуда нашего Шамшура знаешь? А она только хвостом крутит. Говорит, не ваше дело.

– Ловко так по-русски шпрехает! Признавайся, Рома, это ты её учил языку?

Шамшур пропустил мимо ушей подколки сослуживцев. Ему было плевать на их зубоскальство. Он ликовал! Значит, она всё же помнит о нём! Она пришла на фланг! Джамиля интересуется им!

– Что она ещё говорила? – кинулся он к солдатам.

Те пожали плечами:

– Вроде бы ничего больше. Спросила только – когда Шамшур будет на границе и всё.

– Так и спросила – Шамшур?

– Да, так и спросила, по фамилии.

Этот факт немного озадачил, ведь солдат свою фамилию девушке не говорил, и Кирильчук, вроде, тоже называл его только по имени. Он стал думать, что делать дальше? Выход напрашивался сам собой. Надо завтра днём быть на правом фланге в составе наряда. Дежурный, наверное, еще не закончил составление боевого расчёта, а если даже составил его, ничего страшного – подправит.

В дежурке царило оживление. Одни бойцы пришли из наряда и сдавали экипировку. Другие в наряд уходили и тут же эту, ещё тёплую от соприкосновения с прежними телами, амуницию на себя надевали. В журнал выдачи спецсредств каждый вписывал напротив своей фамилии наименование и номер вверенного ему имущества.

Шамшур подошёл к дежурному по заставе, на этот раз им оказался старослужащий, сержант Семён Заиц.

Сержант носил очень хитрую фамилию. При всей, казалось бы, простоте слова из четырёх букв, на слух его определить было сложно. Многих подводила грамотность. Помимо Заяц, как эту фамилию только не писали: и Заец, и Заис, и даже Заитс. Если Сёма забывал произнести свою фамилию, чётко артикулируя каждую букву, её обязательно писали неправильно. Когда, в очередной раз, он видел ошибку, то делал скорбное лицо и говорил: «Боже, я сменю фамилию!»