Валерий Бочков - Сердце и другие органы

По средам мы с Алексом играли в теннис, после заходили на час-полтора в «Сити-Гриль». Пили пиво, он пересказывал мне статьи из «Экономиста» или бизнес-секции «Нью-Йорк Таймс», говорил небрежно, стараясь выдать мысли журналистов за свои собственные умозаключения. Друзей у него не было, коллеги и клиенты не в счёт. Отчего-то ему хотелось произвести на меня впечатление. Я не сопротивлялся. Тем более, что мне всё равно нужен партнёр по теннису.

О Мэгги, младшей сестре Джил, я услышал в начале сентября. Она переехала из Лос-Анжелеса, устроилась в риэлтерскую контору в Мидтауне, сняла квартиру где-то в Виллидж.

– Такие волосы, знаешь, вот до сюда… Коричневые… – Алекс защёлкал пальцами, пытаясь найти слово. – Нет, как это называется?

– Шатенка?

– Не, цвет этот?

– Охра, сиена, умбра, марс коричневый, нет? Лесной орех, каштан?

Я не видел этой сестры, но скоро уже представлял её в подробностях – Алекс говорил о ней каждую среду. Тонкое запястье, плавный жест, негромкий смех. Шоколадные волосы, что загораются рыжим от солнца, остроносые змеино-зелёные туфли. Тонкая бретелька, выглянувшая в распахнутом вороте, запах корицы и чего-то ещё непередаваемого. Да, – родинка на ключице.

У Мэгги что-то не сложилось с замужеством, она сбежала чуть ли не из-под венца. Подробностей Алекс не знал, но драматичность калифорнийской истории явно добавляла сестре привлекательности. Хваткая Джил настойчиво опекала её, Мэгги стала бывать на Парк-Авеню через вечер. Втроём они ходили в рестораны, на вечеринки, в кино. Пили мартини в «Энигме», катались на великах по Центральному парку. Всё втроём. Я уже знал, какой у этой Мэгги любимый цвет – бирюзовый. Знал, как она откидывает назад голову, когда смеётся – божественно. Что у неё нежнейшая кожа – матовая, а лодыжка стройней, чем у лани.

– Я – дрянь! Сволочь, мерзавец! Я ненавижу себя, понимаешь? Она мне мерещится везде: кассирша в магазине, мулатка, в профиль. Или та еврейка в офисе, я тебе говорил… Просто схожу с ума. Давай выпьем водки? – Алекс хохотнул. – Вчера приехал к клиенту, секретарша заходит – бац! Мэгги! Я был уверен, что это Мэгги. Понимаешь, Димыч?

Водку пить я не хотел, заказал ещё пива. Вечерний луч вонзился в шеренгу бутылок за спиной сонного бармена, алкогольная бурда радужно вспыхнула, превратясь в волшебные эликсиры. Я украдкой взглянул на часы, шесть.

– Не собираюсь учить тебя…– скучным голосом сказал я и тут же начал давать советы и говорить банальности.

Я думаю, что мои родители не изменяли друг другу. Почти уверен. Расспросить их об этом я не могу, их нет. Они не были святыми, просто вовремя исчезли. Тогда мне только исполнилось четырнадцать. Сейчас я на десять лет старше своего отца. Ему было тридцать пять, матери тридцать два, машина перевернулась несколько раз, потом загорелась. Я случайно наткнулся на полицейские фотографии, с тех пор мне гораздо проще прислушиваться к советам того, кто сидит на моём левом плече. Аргументы его крылатого оппонента справа кажутся мне скучными и лишёнными здравого смысла.

Я не верю в супружескую верность. Не вижу логики. Изменяют все – если ты ещё не изменил, то лишь из трусости, или по лени, или из страха сломать заведённый порядок вещей. Или просто не подвернулся случай. Не мелькнули волосы требуемой золотистости. Когда ты сидишь в баре, а хриплый Коэн бормочет из динамиков про венский вальс, и твой третий «манхеттен» постепенно обретает привкус надвигающегося чуда.

Среда. Алекс пнул сумку с ракетками под стол, жадно отпил полстакана, перевёл дыхание, допил до конца. На губе белели тонкие усики пены. Щёголь с открытки. Сегодня он играл кое-как, продул три сета подряд. Если честно, он сильней меня, особенно у сетки. У него мощная подача, которую я безуспешно пытаюсь копировать. Я сделал глоток, поставил стакан и расстегнул воротник. Я выиграл и был в прекрасном настроении, ему было плевать. На теннис, по крайней мере.

Он нервно пробарабанил ладонями по столу. Откинулся назад, зажмурился и тихо простонал, словно у него вдруг прихватило зуб.

– Что делать, что делать, Димыч, что делать? Вчера ужинали, за десертом она тронула меня под столом. Коленом, случайно.

– Случайно? – невинно спросил я. Он даже не обратил внимания.

– Я пулей выскочил в сортир, там пустил воду и бил кулаками в дверь, орал в зеркало. Я чокнулся! Я был готов наброситься на неё прямо там, завалить, растерзать, понимаешь? Эти пуговицы, крючки… Колготки зубами порвать. Понимаешь, прямо при Джил? На полу, на столе… Го-осподи!