Валентина Никитина - Рогожская застава – Застава Ильича

« Ваша Алька на заборе повисла» , – они сообщили обо мне моей матери. Снял меня старший сын Манури – Равиль, который оказался на тот момент дома. Конечно, влетело мне здорово – и за разорванное пальто и за висение на заборе.

Так случилось, что все дети нашего и соседних домов в детские сады не ходили, получить там место было практически невозможно. Мы находились под присмотром матерей или бабушек, которые не работали, занимаясь домашним хозяйством.

Зато мужчины, придя с работы получали вкусный обед, а потом шли во двор, где стоял большой стол, за которым все собирались. Но это было в теплое время года. Зимой в холодные вечера выходили на кухню или в коридор покурить и пообщаться друг с другом. Ложились спать рано, так как утром снова на работу, в основном, на завод или фабрику, заводской гудок оповещал в семь часов утра начало рабочего дня. Опоздания не признавались ни под каким предлогом, а строго наказывались. Служащие начинали работу на час позже, зато сидели почти до ночи, это называлось ненормированным рабочим днем.

Я помню , что вечером , когда все отужинав , сидели в своих комнатах , кухня освобождалась. Тогда, не сговариваясь, я со Светкой, Шамилем и Алимом собирались на кухне и делились разными историями, а то и тихо играли , пока родители не звали нас домой , спать.

В воскресенье угол Душинской улицы и Шоссе Энтузиастов представлял собой толкучку , барахолку , то есть блошиный рынок , где продавали и покупали все , что угодно. Наш двор, несмотря на неудовольствие жильцов, особенно, женщин, превращался в примерочную, скупочную, разделочную и прочую атрибуцию спекулянтов, перекупщиков и мошенников.

Наши матери накрепко запрещали нам в это время выходить во двор. Но все действо мы наблюдали из окон кухни, а то и с крыльца, выглядывая из открытой двери. Под нашими окнами происходили драки, обмены и обманы, воровство и всякие другие неприятности.

Вот в одно из таких воскресений , после закрытия рынка , все высыпали во двор , наслаждаясь наступившей тишиной и выглянувшим солнцем. Был конец апреля, снег уже растаял, только в сараях оставались глыбы льда , которые специально складывали в углу ,накрывая брезентом, или бросали в подпол, в котором хранили продукты и съестные запасы. Холодильников тогда ни у кого не было, так же, как телевизоров и телефонов.

Запасы продуктов тоже были минимальные , в основном носили туда кастрюли с супом или щами , которые варились в больших количествах в таких же непомерно огромных кастрюлях. Суп и щи были основной едой в то время, потом каша или макароны, да хлеб. Масло и колбаса покупалось не более 100 -200 граммов, чтобы сразу съесть. Не помню, кто первый увидел между стеной уборной и забором ноги лежащего на земле мужчины. Все засуетились, кто-то побежал через дорогу к телефону-автомату, звонить в милицию. Милиция со следователем приехали быстро. Стали опрашивать свидетелей, но таковых не оказалось. Никто ничего не видел. Труп увезли. Все еще долго делились впечатлениями и терялись в догадках , как это могло произойти.

Буквально через неделю дом взбудоражила еще одна новость. Вернулся из тюрьмы сын Исканцевых , Виктор .

Последний раз он отсидел за разбой. Из своих неполных тридцати лет жизни Витек , не считая 15-ти детских лет , когда впервые загремел за решетку, на свободе провел не больше пяти. Вот почему все так напряглись , когда узнали о его освобождении.

Больше всех переживала Мануря , боялась за своего сына Равиля, который и так состоял на учете в милиции и благонадежностью не отличался.

Когда он был дома, только и слышалось , как Мануря кричала ему : « Равиль, Киль мэндэ , киль мэндэ».

Сначала, мы со Светкой думали , что она так ругается, хотя матершинницей не слыла. Но потом Алим перевел , это «иди сюда или ко мне». После появления Витька за большим столом во дворе стала собираться компания , играли в карты. Стали появляться во дворе и незнакомые личности. Но мужики, жившие в нашем доме , при строгом запрете жен , с ними старались не общаться . Сухое рукопожатие или кивок головы в ответ на приветствие Витька или его знакомых , все, что себе

позволяли наши отцы. Зато Шипулиха расцвела, у нее стали появляться новые платья , она ярко красила губы и блистала шестимесячной завивкой. В выходные все чаще вытаскивался на улицу патефон и устраивались танцы. Тогда к нам приходила из соседнего двора Ритка , хотя ей это запрещалось , и мы , дети , пересмеиваясь , смотрели , как танцуют взрослые. В танцах принимали участие молодые люди из подвала , Шипулиха и ее подружки , приезжавшие на вечеринку. Главой праздника всегда был Витек со своими дружками. Надо отметить , что с его приездом в наш двор перестали приходить люди с толкучки.