Елена Кемниц - Мастерская хороших воспоминаний

Всё было готово, и старики-разбойники посадили меня за стол. И я отведала яств! А Велвел Юдович, в миру Владимир Юрьевич, сказал под всеобщий смех: «С Песачком [2] Автор добавляет уменьшительно-ласкательный суффикс к слову «Песах». Песах (Еврейская Пасха) – праздник, который отмечается еврейским народом в честь Исхода евреев из египетского рабства, отмечается весной согласно лунному календарю. тебя, деточка».

На дворе стояла осень, как я упомянула раньше, так что кулич старики-разбойники испекли на Рош ха-Шана [3] Рош ха-Шана – дословно, в переводе с иврита, «Голова года» – название Еврейского Нового года, отмечается осенью согласно лунному календарю. . Но тогда я этого не знала.

До свиданья, Баку…

И поехали мы на Украину. Папа военный. Приказ пришёл, и мы оказались сначала в Яворове, а потом и в Мукачеве. Ну, что я вам скажу: «Це вже Европа!» Там уже: «Прошу, пани». Дома у меня часто звучал украинский язык. Дедушка по материнской линии из-под Чернигова, а бабушка с Кубани. И всё поменялось. Там, в Мукачеве, я в школу пошла. Разноплеменный край. Молодые папа и мама. Туда я приехала уже умея дружить и любить людей. Там пригодилась любовь к музыке и пению. Повезло поучиться в музыкальной школе. Всё просто и безыскусно было в быту, в жизни. Всё было важно, необыкновенно, ярко. Карпаты, речка Латарица – забыть невозможно. Я «богачка»! Тогда я уже вовсю делала вклады в банк своей памяти. Сейчас любой эпизод той самой памяти могу снять со счёта.

Следующий рассказ, как и несколько других повествований в этой книге, ведётся от мужского лица. Мне хотелось создать необходимую атмосферу, прочувствованную мной с разных сторон. И я воспользовалась многогранными доступными возможностями, присущими художественной литературе, где, как известно, есть своя доля правды и вымысла…

Матриархат сейчас – явление не всегда очевидное, но хоть оно и неявное, и негласно существующее, но все же имеющее место быть. В мире природы есть такое явление, как ароморфоз. Что-то, какой-то признак, появляется впервые, и он прогрессивен, он способствует выживанию и укреплению вида. Так вот – это проявляется впервые у особи «мужеского полу», но сохраняется и передается исключительно самочками. В жизни это ещё происходит потому, что войны, революции, репрессии регулярно сокращали численность мужчин в нашей стране и в мире. Их роли, по необходимости, брали на себя женщины и прекрасно справлялись, зачастую превосходя своих предшественников-мужчин, и моя семья не исключение. Конечно, хочется начать с бабушек, но это будет неправильно. Они были необыкновенны, но между нами было кровное родство, и в семье кланового типа (эдакое семейство сурикатов, или «Клан Сопрано») всё всегда начинается с бабушек и дедушек или даже прабабушек и прадедушек. Их славят, и это нормально, и только. Но случаются знаменательные встречи с неродными, чужими женщинами, встречи, которые закладывают аромор-фозы тебе в душу, а не в геном, и они, подаренные этими щедрыми и чужими женщинами, остаются в твоей жизни, чтобы в нужный момент прийти на помощь, а потом прорасти в прекрасные поступки и перспективные дела.

Я точно помню, что мою первую учительницу по музыке (так называл я репетитора по игре на фортепиано) звали Маргарита Сергеевна. Малюсенькая носатая старушка с крупной родинкой на щеке и всклокоченными волосами, в стиле комсомолки 20-х годов. На своем большом носу она носила очки в роговой оправе, одевалась просто и скромно. Она была тонконогая, и у нее всегда были перекрученные чулки. Никогда не расставалась она с большой кожаной сумкой с застежками-шариками, как у Шапокляк. Позднее я узнал, что они называются – «поцелуй». Из этой сумки всегда торчали нотные тетради. Ходила она легкой девичьей походкой и в силу тщедушности производила впечатление идущей лишь слегка «касаясь» земли. Позднее я узнал, что за этой интеллигентной женщиной, которая оказалась в Закарпатье, женщиной, покинувшей родной Ленинград и нанятой в репетиторы к случайному ребенку, стоит история удивительной питерской семьи, прошедшей через все испытания тех времен. Она была первой женщиной, которая заговорила со мной не только о занятиях или послушании, она заговорила со мной, как со взрослым человеком, о жизни и проблемах творчества, хотя всем широко известно, что с детьми о таких вещах не говорят или, если и говорят, то не во всех семействах. Она заговорила со мной без поправки на возраст, со всей возможной серьёзностью, уважением и вежливостью. Это было необыкновенно приятно. Она рассказала мне о годах учебы в гимназии. О… Я к тому времени знал, что гимназия – это школа для детей, которая существовала до революции, где девочки учились отдельно от мальчиков. Это было очень давно… Она была как волшебница. В моем воображении девочка-гимназистка, малюсенькая, кудрявая, в форменном платье и фартуке прискакала ко мне на одной ножке и предложила вместе позаниматься музыкой. И не нудными гаммами-этюдами. Она предложила мне напеть ей песни или мелодии, которые мне нравятся, а она подберёт их и поможет разучить. И вот с этой старенькой гимназисткой, с этой маленькой интеллигентной дамой я очень быстро заиграл музыку из кинофильма «Земля Санникова». Мы выучили правила поведения, манеры, надлежащие к исполнению в приличном обществе, мы обсудили много проблем из мира литературных героев, поговорили о значимости воображения, как в музыке, так и в любом другом виде творчества… Позднее я сдал («блестяще» сдал) экзамены в музыкальную школу, был принята в класс Адели Пантелеевны – Гимгемы Бастиндовны. Началась учёба, а музыка кончилась…