Михаил Кураев - Другие времена

Вовчик получил распоряжение на обед с ученым «одеться как следует» и потому решил явиться в своем новом черном костюме и дорогом галстуке, не очень шедших к полуденному часу. В этом торжественном обличье он отчасти напоминал жениха, которого попросили прежде, чем отправиться под венец, поучаствовать в деловом обеде, на что он охотно согласился, вполне уверенный как в стойкости своих чувств, так и в верности невесты.

Насколько вдумчивым вниманием к собеседнику светилось лицо Касаева, настолько же очевидной печатью отсутствия этой самой вдумчивости было помечено лицо его молодого коллеги.

Андрей Назарович протянул Пушешникову папку с меню.

Прежде чем приступить к изучению предлагаемых загадочных закусок, супов с экзотическими названиями и второго, в мясных, рыбных и птичьих вариациях, Анатолий Порфирьевич пробежал глазом по столбикам цифр, обозначавших цены, удивился, насколько они невысоки. И даже не удержался от легкомысленного замечания:

– Действительно, здесь не дорого…

– А я что вам говорил, – подхватил Касаев.

– То есть, что я говорю… – тут же спохватился Пушешников, сообразив, что цены-то указаны в у.е., – это же, оказывается, в долларах…

– Не обращайте внимания. Обед за счет фирмы, так что можем себе немножко позволить, – как-то особенно доверительно, по-заговорщически, сказал Касаев, чем успокоил геолога, похоже, еще не научившегося извлекать из российских недр конвертируемые дензнаки.

Обед, прошедший в обстановке взаимопонимания и доверия, послужил знакомству, представляющему взаимный интерес.

– Я, Анатолий Порфирьевич, должен вас посвятить в дела нашей фирмы. Информация, как оно нынче водится, носит конфиденциальный характер. Мы знаем вас как спокойного, знающего и вполне порядочного человека. Сегодня, когда конкуренция стала нормой коммерческих отношений, надеюсь, вы оцените наше доверие. И не обратите его, хотя бы и случайно, нам во вред.

Все это Андрей Назарович выговорил как бы между прочим, обнаружив неплохое владение языком дипломата. Ему ли не владеть этим языком, если он пятнадцать лет проработал в представительствах одной очень симпатичной союзной республики в Москве и был выдворен оттуда сменившейся на родине властью. Он сделал повелительный знак головой, и тут же проходящий выучку Вовчик разлил по фужерам боржоми из бутылок с винтовой пробкой, появившихся на столе до всякого заказа, по образцу, надо думать, ресторанов в подлинном Марселе, где всегда жарко.

– Извините, какие между нами могут быть секреты? Спросите сначала, Андрей Назарович, хочу ли я их знать, – на всякий случай произнес Анатолий Порфирьевич и, чтобы не показаться невежливым, добавил: – Знаете, нас, геологов, уже так всякими секретностями повязали, что лишнего уже не хочется.

– Я об этом и говорю… Мы совершенно не вправе ждать от вас, как говорится, какой-то жертвы вашими собственными выгодами, удобствами и спокойствием ради чьих-то там интересов. Положим, вы не сможете принять наше предложение, тогда мы весь сегодняшний разговор забудем. И вы. И мы. Поэтому мы и не хотели обращаться в ваш почтенный институт официально, нам еще самим нужно во всем разобраться… Собственно, речь идет о чем? Включаться в одну тему или нет? Дело у нас серьезное, на перспективу. Нужна консультация, нужно мнение специалиста. Речь идет о Камнегорском комбинате. Мурманская область. Мончегорский район. Вы этот комбинат знаете. С главным инженером, Сергеем Романовичем Рындиным, даже учились вместе и поддерживаете дружеские отношения. – Андрей Назарович умел говорить так, словно признавался в какой-то неведомой собеседнику вине.

Анатолий Порфирьевич не ожидал от незнакомых людей такой осведомленности и не знал, как отнестись к услышанному.

Как и большинство нормальных людей, он никогда не делал тайны из своей жизни, но когда люди совершенно посторонние начинают выказывать свою осведомленность в твоих делах и приятельствах, становится немножко неловко. Впрочем, манеры Касаева свидетельствовали об его искренности, открытости и той готовности взять свои слова обратно, которые как бы подчеркивали старшинство и важность в разговоре как раз Анатолия Порфирьевича, которому его новый знакомый просто хочет оказать любезность. И все-таки Анатолий Порфирьевич испытал неприятное чувство. Не зная, как поступить, он даже отодвинул от себя фужер с пузырящимся боржоми и посмотрел на Касаева.

Замечание о том, что Пушешников знаком с Рындиным, как раз и было рассчитано на то, чтобы дать понять ученому геологу, что собеседник к разговору подготовлен основательно.